Самарканди
В те дни маленькая, заросшая волосами, грязью, не видящая света зверушка в своем зловонном хлеву и не знала, что ее имя склоняется на все лады в великолепной, с розовыми колоннами карарского мрамора парижской гостиной, среди лощеных господ и дам…Да и кто мог представить, что кучка глинобитных хижин, селение зарафшанских углежогов Чуян-тепа способно привлечь в далекой Европе внимание политиков и дельцов, которые пытаются вершить судьбы мира...
История отверженной, напечатанная в ташкентской газете, была замечена.
— Шуян-тепа! Мой бог! Моя Моника!
Женский голос прозвучал истерически. Ничего никому не говорящее географическое название вызвало ужасное волнение блондинки, не слишком молодой, но обаятельной. Присутствовавшие на приеме поглядывали на блондинку несколько опешив. Их шокировала такая несдержанность в выражении чувств.
А блондинка все восклицала:
— Моника! Несчастная! На цепи! Жертва! Какое совпадение: Шуян-тепа! Я потеряла Монику в Шуян-тепа! Мне не забыть грубое, варварское название — Шуян-тепа!
— Невероятно, поразительно! — подхватил высокий лысоватый гость. — Успокойтесь, мадемуазель Люси! Такое случается в романах Пьера Лоти, Луи Жаколио. Прокаженная! Туземка, и вдруг — дочь французской дамы!
— О-о! — Мадемуазель Люси закрыла свое розовое фарфоровое личико носовым платком, пряча слезы. — Вы забыли, о мой бог! Я же была супругой восточного короля... эмира. У меня была от него дочь Моника. Бедный ребенок! Ужасно! Но я потеряла мою Монику именно в этом самом... о, эти тартарские слова.. Шуян-тепа. Оставила в семье фермера. Моя дочь, кудрявенькая, с голубым бантом... в черной хижине! Какое варварство!
— Большевистское варварство! Вы правы, ваша светлость,— вспылил полный, по-военному подтянутый русский. — Подобное обращение с принцессой, пусть с бухарской принцессой, конечно, варварство!
— Господин полковник, — просительно протянул лысоватый гость, — не откажите меня представить.
— Мадемуазель, позвольте... Мсье Рябушинский Вольдемар, по-русски Владимир, российский промышленник!
— О, мы же встречались. — И Люси вновь застонала: — Спасите! Спасите моего ребенка, мою девочку. О! Я забыла о ней. Старалась забыть. И вот газета напечатала! Она, Моника! Мой бог, помогите мне!
Люси переживала вполне искренно. Она и не заметила, что мсье Рябушинский многозначительно переглядывается с англичанином, лицо которого удивительно смахивало на морду собаки «боксер».
