Нет ничего возвышеннее милостыни обездоленному изгнаннику! И что предосудительного, если облагодетельствованный в доме «Бессеребренникав» сможет по возвращении в Туркестан оказать Исмаил у Диванбеги во славу пророка некоторые услуги: сообщит в письме интересные сведения, или приютит тайно приехавшего из Пешавера верного человека с записочкой, замотанной в чалму, поможет пробраться из Туркестана за границу почтенному человеку, недовольному советскими порядками.
Мед и сахар расточали разглагольствовавшие на айване. Исмаил Диванбеги хоть и слыл во времена эмирата вольнодумцем, теперь же частые приезды в его дом Пир Карам-шаха избавили его от всяких упреков, опровергли наветы недоброжелателей и оправдали его «якшанье» со всякими кяфирами вроде иддусов, сикхов, язычников, буддистов и... инглизов.
По пути из города Сейфи Шариф на юг в Сулеймановы горы Пир Карам-шах обычно заворачивал в подобный раю сад Исмаила Диванбеги и врывался в тишину благопристойнейших собеседований муллобачей и полунищих паломников. По непостижимой воле аллаха, его наезды совпадали с вечерними собраниями, где среди резных колонн айвана рядом с башкиром — верховным муфтием Уфы — запросто распивал дехлийский шербет бухарский еврей-миллионщик, хлопковый заводчик из Коканда. На узкий бархатный ястук локтем опирался бывший визирь хивинского хана, возле него сидел скотовод-калмык, владевший до революции на черных землях в Астраханской губернии многотысячными стадами. Мирно беседовали мусульманин-тюрк, хозяин нефтяных полей Азербайджана, и православный христианин — царский генерал. И кто только не приветствовал всегда спешащего, властного, решительного Пир Карам-шаха в этом доме: и осетинский князь из Дзауджякау, и владетельный хан Миянгуль с Гиндукуша, и министр разгромленной народом Кокандской автономии, и лама из дальнего Тибета, и торговец коврами Али Алексер из Мешеда, и японский дипломат, и индийский офицер из гарнизона Раваль-пинди, и чиновник Индийского политического департамента мистер Эбенезер Гипп со своим неизменным стеком...
Кого только не принимал у себя на айване по вечерам Исмаил Диванбеги! Далеко не все гости исповедовали религию Мухаммеда. Но все они ненавидели Советы и ждали своего часа. В лице Пир Карам-шаха они видели пророка и даже больше, чем пророка.
И Пир Карам-шах при всей своей фанатичной приверженности исламу отлично чувствовал себя на айване и находил возможным сидеть за одним дастарханом с кяфирами и язычниками, ничуть не опасаясь «потерять лицо». Он был прежде всего человеком дела. Подобно вихрю пустыни, метался он по горам и степям. С кем-то заключал межплеменные союзы, с кем-то воевал под зеленым знаменем пророка, кого-то готовил в поход, на Кабул, с кем-то вел переговоры, кому-то продавал оружие. Сам Пир Карам-шах не имел своего княжества, но все его величали князем, а чаще вождем вождей. Пир Карам-шаха боялись. Все знали, что он силен и беспощаден, что за ним стоят могущественные властелины — Золото и Война.
