Уже смеркалось, когда Клавдія вошла въ избу. Въ первой большой комнатѣ кривобокая сестра ея Соня, дѣвушка съ необычайно длиннымъ лицомъ и выдавшеюся впередъ нижнею челюстью, суетилась около закоптѣлой русской печки, приготовляя какое-то варево къ ужину. У окна на непокрытомъ столѣ лежала на сѣрой бумагѣ только что вымытая астраханская селедка. Отецъ Клавдіи, старикъ Феклисть, сидя у окна, около подоконника, держалъ на рунахъ дочку Клавдіи Устю и кормилъ ее кашей.
Клавдія ворвалась въ избу, какъ вѣтеръ, и тотчасъ-же хозяйскимъ, властнымъ голосомъ закричала:
— Чего вы это впотьмахъ-то сидите? Слава Богу, на керосинъ-то я ужъ заработала! Огонька! Зажигай лампу, давай скорѣй, что есть похлебать. Сейчасъ послѣ ужина Флегонтъ Ивановичъ ко мнѣ чай пить придетъ, — обратилась она къ сестрѣ, и тотчасъ прошла во вторую комнату.
Вторая комната принадлежала Клавдіи и имѣла совсѣмъ иную обстановку. Здѣсь подъ розовымъ ситцевымъ, распахнутымъ на двѣ стороны, пологомъ стояла кровать Клавдіи съ четырьмя подушками одна другой меньше, въ бѣлыхъ каленкоровыхъ наволочкахъ съ прошивками. Постель была прикрыта блѣдно-розовымъ тканьевымъ одѣяломъ, рядомъ съ кроватью, по стѣнѣ, стоялъ большой крашеный сундукъ, обшитый въ клѣтку полосками бѣлой жести, и на немъ висѣлъ въ пробоѣ большой надежный замокъ. Далѣе, ближе къ окну, помѣщался маленькій старинный комодъ потемнѣлаго краснаго дерева съ облупившейся мѣстами фанеркой, и на немъ стояло небольшое зеркало. Зеркало окружали нѣсколько росписныхъ чашекъ съ надписями: «пей еще», «пей другую», «отъ сердца другу» и т. п. Комната была небольшая объ одномъ окнѣ, и на немъ висѣли кисейныя занавѣски, а на подоконникѣ стоялъ алебастровый колѣпопреклоненный купидонъ съ сложенными на молитву руками и помѣщались горшокъ съ цвѣтущей фуксіей и горшокъ съ еранью. Комната была оклеена ободранными мѣстами обоями, гдѣ нехватающіе куски были залѣплены картинками изъ иллюстрированныхъ журналовъ, а въ углу висѣла икона въ фольговой ризѣ и въ темной кіотѣ съ лампадкой и привѣшенной съ лампадкѣ цѣлой ниткой фарфоровыхъ и сахарныхъ яицъ. Изъ-за кіоты выглядывали пучки сухой вербы и лики восковыхъ вербныхъ херувимовъ, налѣпленные на цвѣтныя бумажки, изображающія крылья и сильно засиженныя мухами. Три гнутые буковые стула, простая деревянная табуретка и столъ, покрытый красной бумажной скатертью, на которомъ помѣщалась лампа на чугунномъ пьедесталѣ к съ матовымъ стекляннымъ колпакомъ, завершали убранство комнаты.
