Кухарки - Николай Александрович Лейкин

Утро. Въ мясной лавкѣ тароторятъ другъ съ дружкой о томъ, о семъ кухарки, пришедшія за мясомъ, и, разумѣется, ругаютъ хозяекъ. Мясники въ грязныхъ отъ крови и сала передникахъ рубятъ говядину для покупательницъ. Паренекъ-подростокъ принимаетъ деньги за стойкой и сдаетъ сдачу. Около стойки слышенъ кухарочій возгласъ:

— Пять копеекъ съ тебя, паренекъ… Давай, давай… Не зажиливай… Нечего тебѣ хозяина-то своего беречь. Не кумъ онъ тебѣ, ни братъ, ни сватъ. А ужъ кухарки безъ халтуры невозможно…

— Да вѣдь ты вчера двѣнадцать копеекъ не додала, — улыбается мальчикъ подростокъ.

— Вчера одна покупка, а сегодня другая. Вчера отъ рубля двѣнадцать копеекъ, а сегодня пятачокъ отъ полтины. Это на помаду и на кофей. Самъ, вѣдь, знаешь, что какое кухарочное положеніе. Давай, давай. Не стыдись.

— Дѣлать нечего… Получите пятачокъ. А только, какой вы строгой жизни, госпожа кухарочка!

— Будешь съ вами, чертями, строгъ, когда вы правиловъ не знаете! Анисьюшка! Анисья Матвѣевна, голубушка! Здравствуй, мать моя! Какими ты здѣсь, ангелка, судьбами?

— Здравствуй, Дарья Силантьевна.

Чмокъ, чмокъ — и двѣ кухарки расцѣловались. Одна была черноволосая въ сѣромъ байковомъ платкѣ на головѣ и съ усиками надъ верхней губой, другая — рыжая, скуластая и въ темно-желтомъ платкѣ съ разводами.

— Какимъ это вѣтромъ тебя съ Песковъ-то къ намъ занесло? — повторила вопросъ черная кухарка.

— Да вотъ уже третій день живу здѣсь у васъ на мѣстѣ въ угловомъ домѣ. Мой пострѣлъ сюда перебрался, и я съ стараго мѣста соскочила, чтобъ поближе къ нему быть.:

— Подарочекъ-то рождественскій все-таки у хозяевъ слизнула-ли?

— Взяла, взяла. Только подарка и ждала, а то мой пострѣлъ давно уже въ здѣшнихъ мѣстахъ околачивается. Что-жъ послѣ подарка я всѣ святки у нихъ прожила. Я честь-честью.

— Шерстяное платье взяла?

— Шерстяное, и два рубля денегъ на кофей. Я все-таки съ ними по благородному… Я имъ праздники отработала. Гости у нихъ два раза были, такъ я честь честью бламанже даже сдѣлала, — сообщала рыжая кухарка. — Ну, а вотъ здѣшнее-то мѣсто было у меня раньше припасено.

— Не стоитъ баловать-то хозяевъ. И такъ ужъ они… Ну, а я, дѣвушка, также думаю съ мѣста уходить.

— Тоже на другое мѣсто норовишь?

— Нѣтъ, Богъ съ ними, съ мѣстами, покудова. Думаю мѣсяцъ, другой въ своемъ уголкѣ побаловаться.

— Отдохнуть?

— Да чего-жъ мнѣ себя не потѣшить, дѣвушка! Вещи, которыя у меня заложены были, теперь я всѣ выкупила, восемнадцать рублей у меня прикоплено есть, хорошій кусокъ шерстяной матеріи на платье въ сундукѣ лежитъ, на цѣлую подушку я себѣ пера отъ птицы накопила, такъ чего-жъ мнѣ такъ ужъ очень лямку-то по хозяевамъ тянуть! Можно и на своей волѣ пожить. Я всегда такъ… Я семь-восемь мѣсяцовъ на мѣстѣ сижу, а потомъ ужь мѣстомъ не дорожу. Плевать мнѣ.