— Какъ? Такъ-таки вы ничѣмъ не занимаетесь?
— Былъ конь да изъѣздился, а теперь всѣ мои дѣла въ конкурсномъ управленіи, и Швырковъ кураторомъ отъ коммерческаго суда назначенъ, — отвѣчалъ Перешеевъ.
— Ничего я этого не знаю и не понимаю. Напрасно говорите, — махнула рукой Клавдія и спросила:- Вы что-же, женатый человѣкъ, есть у васъ дѣти?
— Дѣтей нѣтъ, а женатъ былъ два раза, но вторая жена сбѣжала и живетъ по отдѣльному виду.
— Должно быть, ужъ вы хороши, коли жена отъ васъ обѣжала.
— Я смирный… Я мухи не обижу… — проговорилъ Перешеевъ, осклабился, почесалъ красный носъ и прибавилъ:- А водочки-то, красавица, вы мнѣ, все-таки, дайте.
— И не просите. Ни за что не дамъ. Вотъ чай сейчасъ мы пить будемъ, такъ пейте чай съ нами. Чай отлично протрезвляеть.
— Позвольте… Да мнѣ протрезвленія и не надо. А мнѣ нужно, чтобы въ голову ударило — ну, я поправлюсь и развеселюсь. А трезвый я мраченъ и мнѣ все такія мысли въ голову лѣзутъ, что вотъ взять веревку и гдѣ-нибудь повѣситься.
Клавдія закрыла лицо руками и воскликнула:
— Охъ, что вы это говорите! Страсти какія! Уходите, уходите куда-нибудь.
— Вѣрно, умница. Я правильно говорю. Вотъ какой я человѣкъ! И Швырковъ это знаетъ и всегда мнѣ даетъ похмелиться.
— Ну, онъ и дастъ вамъ, когда вернется, а мы не дадимъ.
— Позвольте-съ… Да вѣдь я его виночерпій. Если на мнѣ такой чинъ…
— Вы куда это? — крикнула ему вслѣдъ Клавдія. — Нашивая на юбку кружево, и приказала Сонѣ ставить самоваръ.
Перешеевъ умолкъ и продолжалъ кряхтѣть, тяжело вздыхая по временамъ и держась за бока, какъ-бы ощущая въ нихъ боль. Наконецъ, онъ закурилъ папироску и нервной походкой алкоголика вышелъ изъ избы.
— Вы куда это? — крикнула ему вслѣдъ Клавдія. — Вы смотрите, не подвѣсьтесь у насъ подъ навѣсомъ. А то хлопотъ надѣлаете.
Но Перешеевъ ничего не отвѣчалъ.
— Вотъ оно вино-то до чего доводитъ! — съ соболѣзнованіемъ вздохнула Соня. — Спаси Господи и помилуй всякаго! Я вотъ всегда за нашего тятеньку боюсь. Как-бы съ нимъ чего не случилось. Помнишь, вѣдь разъ хмельной бросился онъ въ рѣчку, — обратилась она къ сестрѣ.
Черезъ четверть часа сестры сидѣли за самоваромъ. Клавдія продолжала нашивать кружева. Заскрипѣло крыльцо и по ступенямъ кто-то стучалъ сапогами.
— Вонъ онъ… Не подвѣсился… Обратно идетъ… — сказала Клавдія и улыбнулась.
На это былъ не Перешеевъ. Это былъ заводскій приказчикъ Ананій Трифоновъ. Онъ стоялъ въ дверяхъ, держалъ въ рукахъ картузъ и бумажный тюрикъ и кланялся.
