— Эй! Кто-нибудь! — опять закричалъ Швырковъ передъ окнами избы. — Откликнитесь! Феклистъ Герасимовъ дома?
Отвѣта опять не послѣдовало. Изъ сосѣдней избы выглянула голова бабы въ платкѣ и сказала:
— Вамъ Феклиста Герасимыча? Кажется, въ кабакъ или въ лавочку ушелъ.
— Отставной козы барабанщикъ! Да постучись ты въ окно-то. Видишь, я съ извозчикомъ разсчитываюсь, — обратился Швырковъ къ Перешееву. — А то стоишь, какъ ступа.
Перешеевъ бросился къ окну и забарабанилъ въ стекло. Изъ калитки выскочила Соня въ байковомъ платкѣ на головѣ.
— Здравствуйте, Кондратій Захарычъ, — сказала Сопя Швыркову. — Милости просимъ… Пожалуйте… Но тятеньки дома нѣтъ! Онъ на деревнѣ. Сейчасъ я его приведу. Здравствуйте, Романъ Карлычъ, здравствуйте, господинъ Перешеевъ, — кивнула она другимъ охотникамъ и побѣжала по улицѣ, насколько позволяла ей хромая нога.
Возницы забирали вещи и тащили въ избу. У Шнеля, кромѣ охотничьихъ вещей, были также плэдъ и подушка и, кромѣ того, широкій длинный плащъ съ башлыкомъ сѣраго солдатскаго сукна. Помогалъ вносить въ избу вещи и Перешеевъ.
Охотники вошли въ избу и стали располагаться по лавкамъ.
— Скажите на милость, никого пѣтъ. Пустая изба. Даже и чертенятъ-мальчишекъ нѣтъ, — проговорилъ Швырковъ, снимая съ себя яхташъ и фляжку, перекинутыя на ремняхъ черезъ плечи.
— Я дома, я… — откликнулась Клавдія изъ своей комнаты. — Только не могу выдти къ вамъ сейчасъ, потому что не одѣта. Здравствуйте, Кондратій Захарычъ.
— Ахъ, ты дома, моя прелесть? Ну, вотъ и отлично! — закричалъ Швырковъ. — Здравствуй, душечка! Можно войти къ тебѣ?
— Нѣтъ, нѣтъ! Я еще не одѣта. Погодите. Я сейчасъ выду, — послышалось изъ комнаты.
— Да мнѣ, ангелочекъ, и не нужно вашей одежи. Вы безъ одежи, я думаю, лучше. А пока тятеньки нѣтъ, я и поцѣлую тебя въ обѣ аленькія щечки!
Швырковъ сталъ напирать на запертую дверь изъ дюймовыхъ досокъ и оклеенную обоями.
— Да не входите-же, — упрашивала Клавдія. — Ну, что-жъ это! Даже крючекъ оторвали! Какое свинство.
И она стала задвигать дверь стульями, а на одинъ изъ нихъ даже сѣла, но Швырковъ оттолкнулъ стулья и все-таки вошелъ въ комнату. Клавдія была въ черной шерстяной юбкѣ, но еще безъ лифа.
— Ну, что-же это такое! Ну, какъ вамъ не стыдно! — кричала она. — Вѣдь это-же свинство.
Но Швырковъ, обхвативъ ее, цѣловалъ въ щеки и шею и говорилъ:
— Совсѣмъ купеческая штучка! И какъ такая сдобненькая и миндальная въ деревнѣ уродилась! Пупочка, совсѣмъ пупочка. Вотъ ужъ папенька-то твой тебѣ не подъ кадрель. Папенька чумазый, а дочка такая крупитчатая.
