— Уходите.
— Прощенья просимъ-съ… Пожалуйста не обидьтесь, Александръ Иванычъ. Все это вѣдь это ошибкѣ и прямо… удивительно!
Дровяникъ поклонился и вышелъ изъ кабинета.
Трущохинъ держалъ въ рукѣ двѣ радужныя и смотрѣлъ на нихъ.
— Проклятый тотализаторъ! — процѣдилъ онъ сквозь зубы.
Онъ позвонилъ казачка. Казачекъ явился.
— Попроси барыню… — сказалъ казачку Трущохинъ.
— Слушаю-съ.
Казачекь повернулся. Вдругъ около него упалъ на полъ двугривенный.
— Смотри… Это что такое? Откуда это у тебя? — спросилъ его Трущохинъ.
— А мнѣ сейчасъ дровяникъ далъ, — проговорилъ тотъ смущенно и поднялъ монету.
— Тебѣ-то за что? Чортъ! — раздраженно закричалъ Трущохинъ, но казачекъ уже выскочилъ изъ кабинета.
Шурша платьемъ, вошла Трущохина. Она была надувшись.
— Что такое случилось у тебя? — спрашивала она. Мужъ показалъ ей двѣ радужныя бумажки и сказалъ:
— Вотъ… Ева соблазнила Адама!..
— Съ кого получилъ? — быстро воскликнула она.
— Съ дровяника Ухватова. Онъ былъ здѣсь на дворѣ. Впрочемъ, съ него-то не грѣхъ, съ него стоитъ.
— Да со всѣхъ стоить. Только что-жъ ты мало взялъ, Александръ?
— Да столько далъ. Конечно, можно было-бы поторговаться — ну, да чортъ съ нимъ!
— Нѣтъ, ты нажимай, ты нажимай… У насъ долги есть. Я больше ста рублей должна.
— Ну, вотъ тебѣ сто рублей на поправку ротонды и на все прочее. А вторую радужную отдамъ Розенгипфелю въ уплату по векселю. Я его вызову по телефону. Ужасно пристаетъ.
Жена сидѣла около стола и обвертывала сторублевую бумажку вокругъ пальца.
— За сто рублей спасибо, но я тебѣ должна признаться, Шурочка, что этого мнѣ мало. Пока я обойдусь и съ этими деньгами, но въ общемъ мнѣ мало, — сказала она. — А потому ты еще съ кого-нибудь понажми, Шурочка.
— Хорошо, хорошо. Вотъ я долженъ провѣрить счета по ремонту, сличить со справочными цѣнами… — проговорилъ онъ.
— Да, да, да… — подхватила жена. — Въ особенности на маляра. Что онъ мошенникъ, ты это можешь видѣть по нашей квартирѣ. Вѣдь вотъ двери… Ты ему велѣлъ выкрасить два раза и лаковой краской, но развѣ у насъ двери выкрашены лаковой краской! И наконецъ, бьюсь объ закладъ, что онъ красилъ ихъ только по одному разу. Ты хорошенько возьми съ него, Шурочка.
— Да надо. Дѣйствительно, онъ безобразникъ, — согласился Трущохинъ.
— А какъ великъ счетъ маляра?
— Тысячу пятьсотъ съ чѣмъ-то.
— Смѣло двѣсти бери.
— Много.
— Не жалѣй ты его. Посмотри, какой онъ жирный, отъѣвшійся. Также ты можешь взять и за обои съ фабриканта.
— Ну, тамъ пустяки…
