Герцог от удовольствия похлопывал его рукой по крутой шее и громко кричал снова команды на немецком языке.
Затем к лошади вдруг подбежали два берейтора и стали у ее морды по бокам с большими пистолетами в руках. Конь вздрогнул, но железная рука герцога крепко держала его. Один из берейторов неожиданно выстрелил над самым ухом коня.
Конь рванулся, встал на дыбы, но герцог ласково потрепал его по шее рукой и что-то стал говорить ему таким нежным и убеждающим тоном, каким никогда не говорил ни с кем из людей.
И, словно повинуясь красивому вкрадчивому голосу, лошадь тихо опустилась на передние ноги.
Почти мгновенно раздался второй выстрел. На этот раз лошадь только дрогнула, но осталась неподвижной на месте.
Эйлер и Сеня с большим интересом следили за ездой герцога и дрессировкой лошади.
— Вот только где он счастлив, — прошептал Эйлер на ухо Сене.
Герцог кончил свои упражнения. Он, довольный и веселый, соскочил с коня.
— Молодец ты у меня, умница! — ласково произнес он, трепля коня по шее. Потом он погладил его морду, вытер тонким платком вспененные губы и бросил платок на землю.
Несколько рук моментально протянулись и подняли с пыльной арены этот тонкий платок, украшенный герцогской короной.
— А теперь возьмите его, — уже резким неприятным голосом крикнул Бирон берейторам, — да смотрите, канальи, не опоите его. Покрыть ковром.
Слова срывались с его губ, как удары хлыста.
— О, если бы он отнесся к нам, как к лошадям! — тихо вздохнул Эйлер.
Но это не было в обычае герцога.
Когда дежурный доложил ему, он небрежным жестом руки подозвал к себе пришедших.
— А-а! Герр Эйлер, очень рад! — сухим, но все же приветливым голосом произнес он, когда подошедший
Эйлер низко склонился перед ним.
— Очень хорошо, — продолжал он, — а это и есть чудная махинация?
Сеня стоял смущенный, растерянный.
— Ну что ж, — говорил герцог, — посмотрим, посмотрим.
Эйлер сказал, что аппарат остался внизу во дворе.
Герцог тотчас приказал принести его в манеж.
Пока ходили за ним, Бирон задал несколько коротких вопросов Сене.
Сеня смущенно, запинаясь, ответил, кто он, из какой губернии, как самоучкой учился. Неясный инстинкт подсказал ему не упоминать фамилии Кочкарева.
"Потом, самой императрице", — мелькнуло в его голове.
Бирон небрежно слушал его ответы.
Когда был принесен заветный ящик, герцог приказал удалиться всем, оставив при себе только молодого адъютанта да двух молодых лакеев, чтобы в случае надобности помочь Сене.
