Учитель взглянулъ на Іоганнеса и спросилъ:
— Понимаете вы ее?
— Но тогда вы отказали ей?
— А развѣ я могъ поступить иначе? Безъ средствъ, безъ будущаго, несчастный учитель, понимаете? Вѣдь я же не могъ согласиться. Но спрашиваю только: можете вы ее понять?
— А что же съ ней сталось потомъ?
— Господи, вы же не отвѣтили мнѣ на вопросъ. Она вышла замужъ за полковника. Черезъ годъ. За артиллерійскаго полковника. За ваше здоровье!
Іоганнесъ сказалъ:
— О нѣкоторыхъ женщинахъ говорятъ, что онѣ ищутъ предмета для своего состраданія. Если человѣку живется хорошо, то онѣ не любятъ его и считаютъ, что онѣ не нужны ему; когда я-же ему становится плохо, когда ему приходится гнуть спину, онѣ приходятъ къ нему и говорятъ: вотъ я.
— Но почему же она не хотѣла знать меня въ мои хорошіе дни? Передо мной открывалась блестящая будущность.
— Она хотѣла дождаться, когда вы упадете въ безсиліи. Богъ знаетъ, чего она хотѣла.
— Нѣтъ, я никогда не падалъ въ безсиліи. Никогда. Я былъ гордъ и отказалъ ей. Что вы на это скажете?
Іоганнесъ молчалъ.
— Можетъ-быть, и вы правы, — сказалъ старый учитель. — Клянусь Богомъ, вы правы, — вдругъ воскликнулъ онъ возбужденно и залпомъ осушилъ стаканъ. — Въ концѣ-концовъ, она вышла за стараго полковника; она ухаживаетъ за нимъ, заботится о немъ и — полная госпожа въ домѣ. Артиллерійскій полковникъ.
Іоганнесъ поднялъ глаза. Викторія держала въ рукѣ стаканъ и глядѣла прямо на него. Она высоко подняла стаканъ. Онъ чувствоваль, что сердце его дрогнуло, и тоже поднялъ стаканъ. Рука его дрожала.
Тогда она громко назвала по имени его сосѣда и разсмѣялась; она назвала имя учителя.
Іоганнесъ смущенно опустилъ стаканъ и нерѣшительно улыбнулся. Всѣ глядѣли на него.
Старый учитель былъ до слезъ тронуть дружескимъ вниманіемъ со стороны своей ученицы. Онъ разомъ выпилъ свой стаканъ.
— А теперь, — продолкалъ онъ, — я доживаю свой вѣкъ одинокимъ, неизвѣстнымь старикомъ. Таковъ мой жребій. Никто не знаетъ, что я переживаю; но никто не слыхалъ, чтобы я ропталъ на свою судьбу. Помните горлицу? Знаете ее? Развѣ не горлица, эта великая печальница, мутитъ свѣжую, холодную воду истрчника, прежде чѣмъ, напиться?
— Не знаю.
— Да, но это такъ. То же самое дѣлаю и я. Я разлученъ съ той, съ которой мечталъ прожитъ всю жизнь, но все-таки не такъ ужъ бѣденъ радостями. Но я омрачаю ихъ. Всегда и вѣчно я омрачаю ихъ. Такимъ образомъ, меня никогда не постигнетъ разочарованіе. Поглядите на Викторію. Она только что пила за мое здоровье. Я былъ ея учителемъ; теперь она выходитъ замужъ, и это радуетъ меня, я испытываю такое же чисто личное счастъе, какъ если бы она была моей ообственной дочерью. Можетъ-бытъ, мнѣ придется быть учителемъ ея дѣтей. Да, въ жизни есть еще много радости. Чѣмъ больше я думаю о томъ, что вы сказали относительно состраданія женщины, и о безсиліи, тѣмъ болѣе я убѣждаюсь, что вы правы. Ей Богу, вы правы, — виноватъ, на одну, минуту.
