У двери слышны были сдержанные голоса; замокъ трещалъ. Я принесъ револьверъ Джонстона и попробовалъ его; онъ дѣйствовалъ. Руки у меня дрожали, ноги подкашивались. Не лучше было и настроеніе духа.
Мои глаза были прикованы къ двери, она была необыкновенно прочная, массивная дверь съ крѣпкими поперечными перекладинами: плотничья работа, такъ-сказать, не столярная. Это меня успокоило, и я началъ думать, а до этого момента ночи не соображалъ. «Дверь отворялась наружу, разсуждалъ я, значитъ, ее нельзя распахнуть натискомъ. Кромѣ того, сѣни были слишкомъ тѣсны, нельзя было дѣйствовать съ разбѣгу».
Это ободрило меня, я почувствовалъ вдругъ, что я храбръ какъ мавръ, я кричу, что убью всякаго, кто попробуетъ войти сюда. Теперь я настолько оправился, что сейчасъ же сообразилъ, что кричу по-норвежски, это глупо, я сейчасъ же повторилъ свою угрозу по-англійски. Отвѣта нѣтъ. Я погасилъ лампу, чтобы глаза мои привыкли къ темнотѣ, на случай, если окно будетъ выбито и лампа потухнетъ. Теперь я стоялъ въ потемкахъ, смотрѣлъ въ окно. Револьверъ у меня былъ въ рукахъ. Время шло, я становился все смѣлѣе, я рѣшилъ бытъ молодцомъ, и я кричу: «Эй, что вы тамъ замышляете? Или входите, или убирайтесь! А то я спать хочу!» Черезъ нѣсколько секундъ отвѣтилъ чей-то хриплый басъ: «Мы уходимъ, ты, тамъ, «hundsfot», и кто-то прыгнулъ въ снѣгъ. Выраженіе «hundsfot» это — національное американское ругательство, впрочемъ, и англійское. Я страшно разсердился на этихъ негодяевъ и хотѣлъ отворить дверь и стрѣлять. Но въ послѣдній моментъ у меня мелькнула мысль: очень возможно, одинъ удралъ, а другой ждетъ, когда я открою дверь, чтобъ напасть на меня. Тогда я подошелъ къ окну, поднялъ штору и выглянулъ. Мнѣ хотѣлось разглядѣть темное пятно на снѣгу. Я распахнулъ окно, прицѣлился въ темное пятно и выстрѣлилъ: бацъ! еще разъ: бацъ! Бѣшено разряжалъ я барабанъ, наконецъ, раздался послѣдній выстрѣлъ. Выстрѣлы гулко раздавались въ мерзломъ воздухѣ, и съ дороги я услышалъ крикъ: «Бѣги, бѣги!»
И вдругъ изъ сѣней выпрыгнулъ еще одинъ на снѣгъ, побѣжалъ вдоль дороги и пропалъ впотьмахъ. Я вѣрно угадалъ: ихъ было двое. Но этому я не могъ даже пожелать покойной ночи, послѣдній зарядъ уже выпустилъ.
Я зажегъ снова лампу, принесъ деньги и спряталъ ихъ у себя. И теперь, хотя все уже и прошло, я такъ трусилъ, что не отважился лечь въ эту ночь въ постель супруговъ. Подождавъ съ полчаса, пока разсвѣло, я одѣлся и ушелъ. Я какъ можно лучше забаррикадировалъ сломанную дверь, потихоньку пробрался въ городъ и позвонилъ въ гостиницѣ.
