Продолжая тараторить, она снимает бинт, мажет рану зеленоватой кашицей, прикладывает бинт, а поверх…
— Ты с ума сошла! — кричу я. — Зачем мне эта шкура? Вдруг она заразная? Да подожди, говорю…
— Зараза в кишках или в крови, дорогой. Смотри, какая чистая шкурка. Потерпи, это совсем небольно. Вот так, вот так. Сразу почувствуешь облегчение. — Она обертывает руку тепловатой шкуркой, забинтовывает. — Так делал мои дедуся. Он резал козла…
— Погоди со своим козлом. Что это за каша?
— Трава душица. Ты еще пил настой, помнишь, с похмелья? Она и от заражения крови. Понимаешь, она как бы ускоряет обновление крови. Правда, не мешало бы часть крови отсасывать, но при этом надо усиленно кормить больного.
— Насчет кормежки — не возражаю, а отсасывать повременим. Вообще у меня создастся впечатлений, что твоя душица — панацея от всех болезней.
— Что такое панацея? Я, знала, но забыла, вертится в голове, а вот сказать не могу.
— Мнимое средство от всех недугов, глупая.
— А-а, так это я знаю, просто забыла, А тогда я тебе давала от сердечно-сосудистых заболеваний, потому что душица помогает и сердцу, она расширяет сосуды. Вот, например, почечный чай вымывает песочек и в то же время выводит токсины, например алкогольные. Можжевельник промывает печень, адонис — мочегонный. Молоко с бессмертником — желчегонное. Ты думаешь, я, что ли, зря вожу с собой травы? Дедуся мой…
— Стоп! Хватит про дедусю и мочегонное. Угробишь ты меня своими экспериментами. Эксперимент это…
— Знаю, знаю, не считай меня дурочкой…
Я морщусь и с удивлением рассматриваю свою руку — из-под бинта торчат клочья рыжей шерсти и лапки с небольшими острыми коготками.
Лариска прикладывается к моему лбу:
— Немножко жар, но так и должно быть. Я заварю сейчас корень валерианы… Хорошо, хорошо, молчу, лежи спокойно, я расскажу тебе про евражку-бедняжку. Надо же, никогда никого в жизни не убивала, даже мух жалела. — После паузы она вдруг небрежно машет рукой и произносит тоном палача-профессионала: — Ради тебя я готова кого угодно убить!
Я вздрагиваю и делаю ужасные глаза, словно сейчас произойдет какое-то страшное убийство.
— Так ты когда-нибудь меня самого ухлопаешь.
— Так не бывает. — Она берет мою ладонь, распрямляет ее и долго изучает:
— Надо же, как у нас сходятся линии! Как хорошо, что ты мне встретился в пути.
— Давай валяй про линии, — великодушно разрешаю я, потому что знаю и этот пунктик.
— Ты вот смеешься, Котенок, а сам глупый, — Она чертит пальцем вдоль линии. — Кстати, я тебе ни разу не гадала по левой руке. Вот, смотри, линия темперамента. Она у меня такая же. Они, видишь, сходятся.
