На тихой Сороти | страница 37
Люська первая ринулась к двери:
— Бежим.
Едва только мы гаркнули под Динкиным окном про комбайн, она вылетела на крыльцо с куском хлеба в руке. Дожевывала на ходу.
А вот Надьку едва добудились. Ее опередили проворные на ногу тетки. Обе разом выскочили на крыльцо. А за ними лохматая Дэля.
- Что орете спозаранок, горластые!- закричала на нас Надина старшая тетя.
— Какие-то ненормальные! — возмутилась младшая.
«Гав-гав-гав!» — заметалась Дэля. Переполох, да и только.
Надя-копуша собиралась не менее четверти часа Тетки не отпустили ее без завтрака.
Пыхтел и рокотал трактор — путиловский «фордзон». Медленно на прицепе тащил поперек ржаного поля огромный комбайн, будто маленький козел вел в поводу слона. Чикали, срезая рожь, прицепленные к комбайну косилки. Шуршали механические грабли, загребая в нутро комбайна целые вороха колосьев. В самом комбайне ритмично постукивала молотилка, выбрасывала назад пустую солому — четыре молодухи едва успевали отгребать.
Сверху, из узкого жестяного раструба, непрерывным ручьем текло обмолоченное зерно. На двуконной телеге с высоким кузовом, застланным брезентом, четыре парня подставляли под хлебную струю мешки. Наполнив, проворно завязывали и сбрасывали на жнивье, как сытых поросят.
Мы разинули рты. Вот оно, чудо-юдо, Люськин «кымбайн» — и швец, и жнец, и на дуде игрец!
За штурвалом трактора — важный парень в голубой футболке. Рядом с ним — пионервожатая Катя Соловьева в красной косыночке.
Комбайном управляет пожилой дядька в синей рабочей блузе-толстовке. Глядит строго, зорко, как часовой с вышки.
Народу на поле — что на ярмарке. И шум как на ярмарке. Зрителей в пять раз больше, чем работающих.
Путаются под ногами мальчишки: галдят, свистят, орут. Не обращают внимания на тычки и подзатыльники.
— Господи Иисусе! — крестятся старушки. — Помилуй нас, грешных...
Судачат старики:
Кум, а божье ль это дело? Где ж это видано, чтоб этак над хлебушком изгаляться?..
Молчи, кум. Не нашего ума дело.
Гляди да помалкивай.
— Ах, шишок банный! Так и порет, так и шьет...
— А огрехи-то оставляет!..
- Ништо. Старухи серпами подберут.
Ковыляет по полю потный, счастливый председатель Михайловского колхоза. Смешит честной народ:
— Бабоньки, молодушки! Шевелись, мои душки! В шелка-бархаты разодену. Каждой по швейной машине куплю! Старушкам чайную отгрохаю!
Хохочут веселые бабы-молодухи, знают — у председателя в кармане блоха на аркане, а в Госбанке на колхозном счету пока ни гроша.