- Мужички, наддай! Ресторацию построю. Раковарню заведу. Пей от пуза пиво — закусывай раками!
— Ха-ха-ха-ха!
-О бес хромой зепает!
Будешь зепать. Одна ж эта чуда на весь район. Завтра уйдет—поминай как звали.
Подводы с тугими мешками идут в деревню обозом. В конских гривах — красные ленты, над дугами— флажки. Порожняком возвращаются вскачь. Молодежь поет новую песню про пятьдесят тракторов. Правда, трактор на поле пока только один, но все равно это похоже на небывалый праздник,
Я тычу Надю в бок:
— Гляди! Как на толоке!
Кто-то мне отвечает из зрителей:
Лучше, чем на толоке. Толоку сегодня собрали, а завтра ее уж нет. А колхоз — он. навсегда! Навечно.
Ври больше!
Молчи, контра!
И тут я увидела свою мать и на всякий случай спряталась за широкую спину какого-то бородатого деда.
Мать в синих шароварах, заправленных в русские сапоги, в белой блузке с закатанными рукавами, простоволосая, с брезентовым портфелем под мышкой легко шагала по жнивью, направляясь к комбайну. Лицо сердитое. (Хорошо, что я спряталась.) На ходу она вырвала с корнем пучок несжатых комбайном колосьев.
Рядом с моей матерью важно вышагивает молодой агроном Валентин Кузнецов. Тоже с портфелем. А чуть позади — секретарь райкома Федор Федотович Соловьев, Катин отец. За ним внук деда Козлова ведет в поводу четырех оседланных коней.
Толпа расступилась, пропуская начальство. Мать прошла в трех шагах, не заметив меня. Зато Валентин увидел и подмигнул веселым черным глазом. Я приложила палец ко рту: «Не выдавай!» Валентин улыбнулся и кивнул головой: «Не выдам».
Показывая рукой на огрехи, мать возмущенно говорила своим спутникам:
— Безобразие! Форменное безобразие!
Тракторист, заглушив мотор, легко спрыгнул на землю. Комбайнер тоже. И сейчас же Катя-вожатая проворно уселась на железный стульчик и положила маленькие смуглые руки на штурвал трактора. Завопили мальчишки:
Катя, заводи!
Заруливай!
Катя смеялась, отрицательно качала головой. А тракториста и комбайнера в три голоса распекало начальство. Недолго ругали. Вскочили в седла — ускакали.
Комбайн опять: хлоп-хлоп-хлоп! чик-чик-чик! — поехали... Запели колхозные девчата:
Ах, шарабан наш,
Давай же трогай!
К социализму прямой дорогой.
Люська-проныра первая пронюхала, что на футбольном поле комсомольцы поставили круглые качели— «гигантские шаги». В тот же день мы уже качались. Интересно. Сел верхом в веревочную петлю, бегом вокруг столба, потом ногами толчок — и в полет! Как-на планере.
