Поезд давно выехал из Москвы. Все шло как по маслу, но сильно раздражал мальчишка. Он часто спрыгивал с полки, куда-то убегал, затем забирался к себе и неожиданно вскрикивал:
– Мама, смотрите, дерево! А вон еще одно!
– Вы что, в степи живете? – вежливо поинтересовался я у матери. – Мальчик деревьям удивляется.
– Он очень любопытный, – виновато улыбнувшись, ответила женщина.
– Не любопытный, а любознательный, – поправил ее сын.
– Смышленый парнишка, – закусывая салатом из кукурузы, похвалил Победитов. – Когда-то я тоже был любознательным. Детство мое проистекало в начале шестидесятых. Время было крайне нелегкое. А вот, поди ж ты, все пацаны мечтали стать космонавтами или, на худой конец, летчиками. Только я – контрразведчиком. Книжку в детстве прочитал «Таких щадить нельзя». Ну и загорелся. Вот только образование не успел получить. Не до этого было.
– Большая семья? – спросил я.
– Нет, я был единственным ребенком, – наливая по второй, сказал клиент. Он поднял стакан. – Давай выпьем, расскажу подробнее. Делать все равно нечего. Надоест, подмигнешь, я замолчу.
Мы выпили, и Победитов начал рассказывать.
– Родился я в благополучной, по нашим меркам, но пьющей семье. Мамаша с папашей работали на ткацкой фабрике. Зарплату получали неплохую. Так что денег хватало на все, что можно было купить в нашем городишке. А купить там, прямо скажем, было нечего. До сих пор не знаю, любили меня мои дорогие родители или нет. Скрывали, наверное. А теперь и не спросишь, земля им пухом. Зато били исправно. Видно, свои психологические стрессы снимали. Бывалочи, папаша напьется до положения риз и требует показать дневник. Посмотрим, говорит, что там у тебя за отметки. А сам не то что дневник, дверь разглядеть не может, в стену чешет. Возьмет дневник, послюнявит палец, полистает так, что от страниц ошметки летят. Увидит двойку, а ему кажется, что их четыре. Ну и давай меня кулаками охаживать. Мамаша поначалу вступалась, а потом и у нее прорезался вкус к педагогике. Вдвоем стали воспитывать. Я постепенно и привык. Слышал, небось, совет: если тебя насилуют, и ты не можешь ничего сделать, постарайся получить удовольствие? Я и стал получать. И чем дальше, тем больше. Через пару лет дня не мог прожить без побоев. Сам дневник приносил и показывал. А годам к пятнадцати мне родительских «пряников» стало не хватать. У папаши нашли цирроз печени. Он почти бросил пить, подобрел. Пришлось мне идти на улицу. Подойду к какой-нибудь компании и, чтобы пацанов раззадорить, врежу одному между глаз. Меня, естественно, начинают бить. Повалят на землю и давай ногами окучивать. Я верчусь как уж, подставляю то один бок, то другой. В общем, как в парилке – кайф. А они думают, что я уворачиваюсь от ударов.
