— Как сходим? — оторопел Берг. — Мария, доктор сказал, что тебе нужен покой, ходить нельзя.
— А я потихоньку, палочку возьму, как-нибудь доковыляю, — лисьим, умильным голоском пропела Маша. — Ну пошли, а? Ты мне поможешь, я же одна не дойду. Только посмотрим — и обратно, а?
— Нет, Мария, — неуверенно возразил Берг. — Это нельзя, невозможно. Твоя нога пострадает. Я не должен.
Но Маша уже поняла, что он сам ни минуты не сидел бы в доме Раисы, если бы не она со своей ногой.
— Пойдем-пойдем, ты мне только штаны принеси и майку, — скомандовала она уверенно. — Я же себе не враг, если будет больно, вернусь.
Напялив еще непросохшие вещи, они вышли из дома. В густом молочном тумане медленно добрели до здания рыборазводного: Маша опиралась одной рукой на Берга, другой — на кривую сучковатую палку, выломанную из придорожного куста. В здании слышен был шум воды, гулко раздавались женские голоса.
В главном цехе в беспорядке стояли поднятые из воды стойки с икрой. Сетчатые рамки в них были забиты слоем грязи, которую взбаламутила поднявшаяся от сумасшедшего ливня речная вода. Женщины в высоких резиновых сапогах стояли прямо в проточной воде и поочередно промывали рамочки, осторожно покачивая и поливая их из шлангов с насадками вроде душевых рассекателей. Между ними металась лохматая больше обычного Галина Афанасьевна. На лице ее было выражение, какое бывает у матерей тяжелобольных детишек, — страдание и безумная надежда.
— О, вы как здесь оказались? — увидела их Раиса. — Тебе ж лежать надо! — Она с трудом разогнула уставшую спину, вытерла мокрое лицо белой косынкой.
— Доктор был, сказал, ничего страшного, повязку вот сделал, — благонравно ответила Маша, исподтишка показывая кулак Бергу, который хотел что-то возразить. — А мне можно с вами?
— Да как же ты на одной ноге? — засомневалась Раиса.
— А я вот на ящик сяду и буду промывать, вам же тут работы еще на сутки, — настаивала Маша.
— Ну ладно, — неуверенно согласилась Раиса. — Ир, дай ей сапоги какие-нибудь побольше. Работы и впрямь до ужаса. Если за ночь не успеем, икра погибнет, она ведь уже живая, наклюнулась… Вся работа наша за путину.
Маша села рядом с цепочкой женщин, взяла из кассеты первую рамочку. Вода была ледяной, пальцы сразу загорелись, но она старательно подражала движениям женщин. Толстая корка ила на рамочке постепенно таяла, размываясь водой, проступали оранжевые икринки с белыми точками внутри.
Ведь это же будущие рыбки, думала Маша с нежностью. Она старалась, чтобы ни одна икринка не падала с рамки, но это не всегда удавалось, и ей было жаль эту маленькую рыбью жизнь — как она там, в стылой темной воде?
