Но тут его прервал голос Эвелины:
— Это вы, отец Альдрованд?
С чувством большого облегчения убедившись, что перед ними вовсе не призраки, Уилкин Флэммок и монах поспешили выйти на площадку, где увидели свою госпожу и ее верную Розу; первая, как подобало часовому, держала в руке копье.
— Что это значит, дочь моя? — удивился монах. — Зачем ты здесь и зачем вооружилась? И где часовой? Где ленивый фламандский пес, которому надлежит здесь быть?
— Быть может, святой отец, ленивому псу необязательно быть фламандцем? — Роза всегда живо отзывалась на все, казавшееся ей обидным для ее народа. — Я слыхала, такие псы бывают и английской породы.
— Будет тебе, Роза, ты говоришь дерзко, а это не пристало девушке, — наставительно произнес ее отец. — Я тоже спрашиваю, куда подевался Петеркин Форст, которому поручен этот пост?
— Не браните его; вина тут моя, — заступилась Эвелина за фламандца-часового, крепко спавшего в тени зубчатой стены. — Он сражался весь день и очень измучен. Когда я пришла сюда, как призрак, нигде не находящий сна и покоя, то увидела его спящим и мне стало жаль будить его. Я подумала: он сражался за меня, значит, и я могу немного постоять за него на часах, взяла его оружие и решила оставаться тут, пока не придет смена.
— Вот я его сейчас сменю, шельму этакую, да еще как сменю! — Уилкин Флэммок наградил спящего часового двумя пинками, от которых на том зазвенели латы. Часовой вскочил; он мог всполошить весь гарнизон, ибо собрался крикнуть, что валлийцы уже на стенах, но монах зажал ему рукой рот, уже раскрытый для крика. — Молчи и ступай вниз. По законам войны ты заслуживаешь смерти. Но погляди, негодяй, кто спас твою негодную шкуру! Кто стоял на часах, пока тебе снились пиво и свинина!
Фламандец, хотя и не вполне еще проснулся, понял свое положение и поспешил молча удалиться, отвесив неловкие поклоны Эвелине и тем, кто столь бесцеремонно нарушил его сон.
— Негодяя следовало связать по рукам и ногам, — сказал Уилкин. — Но что поделаешь, госпожа? Мои соотечественники не могут жить без сна и отдыха. — И он сам зевнул так широко, словно собирался проглотить одну из башен, а башня была не более чем украшением какого-нибудь рождественского пирога.
— Верно, добрый Уилкин, — согласилась Эвелина. — Отдохни и ты, доверь мне этот пост до прихода смены. Я не могу спать, если бы даже хотела, и не стала бы, если бы могла…
— Благодарю, госпожа, — сказал Флэммок. — Оно и правда, тут важный пост и до смены осталось не более часа. А я бы пока подремал, а то глаза так сами и закрываются.
