Незнакомец снял шляпу.
Господин де Жюссак приподнялся в кресле.
— Прошу извинить меня, сударь, — сказал он, — что не встретил вас перед въездом в мои владения: болезнь, приковавшая меня к креслу, помешала исполнить долг вежливости.
— Что вы, что вы, это вполне понятно, — ответил гость тихим, надтреснутым голосом. — Я слишком хорошо знаю по собственному опыту о некоторых возрастных хворобах, угнетающих наше несчастное тело, и мне известно, к чему это порой принуждает.
Последовали взаимные приветствия. Затем барон спросил:
— Сударь, кого имею честь принимать?
— Шевалье д’Эрбле к вашим услугам, сударь.
— Барон де Жюссак рад вашему посещению.
Они еще раз раскланялись. Путешественник продолжал:
— Постараюсь не злоупотребить вашей любезностью, я распорядился, чтобы карету починили как можно скорее.
— Как вам будет угодно, господин шевалье. Но не окажете ли милость отдохнуть в моем доме и выпить чего-нибудь прохладительного?
— Не могу отказаться от столь сердечного приглашения… — снова поклонился прибывший и, растянув в улыбке беззубый рот, добавил: — Только позвольте предупредить вас, что за столом у меня жалкий вид человека, поглощающего только аромат блюд и букет вин… Sabrietas initium sapientiae[1], главным образом у людей нашего возраста… Хочешь жить долго — научись воздерживаться.
— Требюсьен, — приказал барон, — проводите нас в столовую. — И, указав на слугу гостя, распорядился: — А потом займитесь этим молодцом. И позаботьтесь, чтобы в кладовых всего было достаточно.
Барон де Жюссак и шевалье д’Эрбле сидели друг против друга. Трудно найти что-либо более несхожее, чем физиономии этих стариков, находящихся почти в равных летах.
Барон с его лысой головой, блестящим черепом и висками, на которых от малейшего волнения вздувались голубоватые вены, с лицом в красных пятнах, с блестящими и дерзкими глазами, со всей его грузной фигурой в охотничьем костюме, внешне вполне походил на мелкого офицеришку, ставшего по воле случая сельским дворянином. Конечно, он был потомком одного из лучших родов в этих краях, но, признаться, довольно опустившимся потомком.
Шевалье же имел наружность весьма загадочную. Орлиные черты его лица образовывались как бы из ломаных линий. Широкий лоб, изборожденный морщинами, скрывался под белоснежными волосами, которые густыми прядями спускались на воротник — так носили еще при покойном короле. Искривившийся беззубый рот, обрамленный взъерошенными усами и эспаньолкой (как на портретах Ришелье), изображал съеживающуюся линию, похожую на шрам. Веки, длинные и вялые, прикрывали потухшие блеклые глаза.
