Умру – придут и разберут
Бильярдный этот стол,
В который вложен
весь мой труд,
Который был тяжёл.
В нём всё моё заключено,
Весь ад моей тоски:
Шесть луз, резина и сукно,
Три аспидных доски.
На нём играли мастера
Митасов и Ашот,
Эмиль закручивал шара,
Который не идёт.
Был этот стол и плох, и мал,
Название одно,
Но дух Березина слетал
На старое сукно.
Думаю, что сегодня этот воспетый Межировым бильярдный стол давно покинул межировский флигель на участке, где основным строением была дача Лидии Либединской.
Американские стихи Межирова, конечно, вписываются в основную линию его тем и пристрастий, но в них появилось что-то новое. Одно из стихотворений Евг. Евтушенко, составитель его московской книги «Артиллерия бьёт по своим», не включил в книгу. Поэт ещё раз подтвердил свою репутацию консерватора, высказал беспощадные мысли не только по отношению к своему новому окружению, но и к самому себе:
Те хотели вписаться
в скрижали,
Ради этого и уезжали,
Эти ради изящных искусств.
Те и эти о том, что сбежали,
Пожалеют.
Бессмыслен и пуст
Мир, в чужих заключённый
пределах
Накануне обычного дня.
Область душ навсегда
оробелых
Для бессмертья никак
не годна.
Изначала Афинской
растленна
Демократия – вязкое дно.
И давным устарела давно
Шутка английского
джентельмена.
Но занятней всего было то,
Что из тех, кто хоть
что-нибудь стоит,
Кто хоть что-то творит
или строит,
Не покинул Россию никто.
Какая горечь, какое, возможно, сожаление о собственном отъезде среди нового огромного мира, который нависал над поэтом:
Что Эллада, что Египет,
Если к небу вознесён
Чёрный параллелепипед,
Ван Дер-Роэ чёрный сон.
Стихи, которые я привёл, мне прислал Межиров весной 2006 года, сопроводив подборку короткой запиской: «Дорогой Серёжа, отобрали много, чтобы Вам было легче проследить канву и отобрать нужное. Спасибо за дружеское внимание. А.П. Межиров. 20 марта 2006». Мы напечатали всё, что прислал старый поэт, целиком одну газетную страницу «Литературки». Кроме того, однажды мне передали подборку с изустно переданной просьбой подборку эту не печатать. Своеобразное письмо или подарок мне лично. В подборке было как минимум одно стихотворение, которое, насколько я знаю, никогда не печаталось. Это были стихи, посвящённые Льву Гинзбургу – великому переводчику с немецкого и страстному публицисту-антифашисту. Он как журналист в своё время встречался со многими нацистскими преступниками. Я был знаком с этим невысоким полным, чем-то похожим на колобка, человеком. Жизнь Гинзбурга оборвалась совершенно неожиданно – в шестьдесят с небольшим, за несколько дней до того, как он должен был пойти в загс со своей последней возлюбленной – австрийской журналисткой. Замечательные строки посвятил ему Межиров:
