— Простушкой? — Дик возмутился. — Я никогда не думал о ней, как о простушке. Для меня она была восхитительна, восхитительна…
— А я всегда считала, что она достаточна скучна, — откровенно призналась Джинни. — Все, что она могла делать, — так это плавать. Она неправильно говорила, не любила книги, музыку…
— Я прошу тебя, Джинни! — в голосе Дика неожиданно появилась резкость. — Ты забываешь, что мы любили друг друга. Мне становится грустно, когда я вспоминаю о ней. И мне до сих пор ужасно-ужасно не хватает ее.
— Я понимаю. Извини меня, Дик, — поспешно раскаялась в своих словах Джинни. — Посмотри — по-моему, впереди какой-то дом.
— Заброшенный дом! — воскликнул Дик. — Может, в нем водятся призраки?
Огромный дом, на который они набрели в чаще леса, был выкрашен в мрачный коричневый цвет. Часть крыши провалилась. Широкая веранда просела. Большинство окон было выбито. Безрадостное запустение царило вокруг.
Джинни глубоко вдохнула воздух.
— Мне здесь не нравится, — сказала она. — Давай уйдем, Дик.
Но Дик завладел ее рукой и с мужской настойчивостью тянул к этим полуразвалинам.
— Заглянем туда, — уговаривал он, — поприветствуем призрака. Интересно ведь, что мы обнаружим.
Джинни пробовала остановить его, но волей-неволей, почти бегом, последовала за ним.
— Дик, мне страшно. Так темно и угрюмо. Как в моем ночном кошмаре…
— А-а, это только сон. Не будь ребенком, Джинни. Пойдем, посмотрим, что внутри.
Джинни неохотно поднялась за ним на веранду, которая закачалась и начала потрескивать под ногами. Через дверной проем (дверь отсутствовала) они заглянули внутрь. Там владычествовали тьма, запах покрытой плесенью штукатурки и источенной термитами древесины, постукивающие звуки крысиных зубов, странные поскрипывания и шорох.
Джинни вздрогнула:
— Умоляю, Дик! Мне так страшно! Я знаю, что это противоречит здравому смыслу, но, пожалуйста, уйдем отсюда.
— Было бы хуже всего — дать страху завладеть тобой. Пойдем!
Дик подтолкнул ее, и они вместе вошли в дом.
Внутри было совсем темно. Но они смогли рассмотреть дыры в штукатурке, пятна гнили на стенах, разрушенную лестницу, ведущую наверх, и — веревку, которая свисала с заржавленного крюка на потолке.
Это была старая, потертая веревка, но, казалось, она плавно скручивалась и извивалась, как будто живая, как будто изголодавшаяся и… ждущая. На конце ее была петля.
— Мой сон! — в ужасе закричала Джинни. — Все так и случилось: этот старый дом — эта комната — веревка. Дик! — Она с усилием дернула руку, пытаясь освободиться. — Бежим отсюда!
