Пояс неверности - Лариса Павловна Соболева

Март выдался очень холодным, что в этих южных краях, на Черноморском побережье, бывает крайне редко. Пронизывающий ветер истязал голые ветки деревьев, пригибал стволы к земле, они трещали, будто вот-вот переломятся. Вот уже два года Алекс регулярно посещал могилу матери, и никакая непогода не была тому помехой. Он торопливо шел по аллее, сжимая в руках, обтянутых лайковыми перчатками, внушительный букет гвоздик. Огромный черный дог, семеня рядом на длинных ногах, с тоской поглядывал вокруг. Алекс не разрешал задирать ногу у кустиков и плит, наказывал, поэтому пес не любил это место.

– Алекс! Погоди!

Оба остановились и обернулись на зов. К ним подбежал Каракуль – глава телохранителей Алекса. Прозвали его так из-за курчавых рыжих волос, которые он стриг очень коротко. Каракуль большой, сильный, с постоянной трехдневной щетиной на широких скулах и подбородке. Некоторые считали его неумным, но он о себе был иного мнения. Впрочем, еще никто не осмелился при нем высказаться по поводу его ума.

– Я все же пойду с тобой, – сказал Каракуль.

Алекс нахмурился. Он слыл человеком суровым, и нехорошо будет, если кто-нибудь увидит скупую мужскую слезу – признак слабости, а она прольется.

– Нет, – отрезал. – Возвращайся в машину и жди там.

Алекс и дог пошли дальше по аллее, а Каракуль некоторое время смотрел им вслед, затем зло сплюнул и двинул к выходу, пробормотав под нос:

– Ну и черт с тобой.

Пройдя еще немного, Алекс свернул. Уверенно огибая могилы, прошел в глубь кладбища, остановился у гранитной плиты с высокой стелой, на которой выделялась фотография матери. Неожиданно пес залаял, став в стойку и готовясь сорваться с места.

– Сидеть! – приказал Алекс.

Дог нехотя подчинился приказу, но продолжал высматривать что-то вдалеке. Алекс опустил руку в карман пальто, сжал пистолет и огляделся, но за голыми кустарниками и деревьями ничего опасного не увидел, погладил пса между ушами:

– Кошку заметил? Спокойно, Радж, спокойно.

Он аккуратно положил цветы у основания стелы, уселся на край плиты и остановил взгляд на фотографии. Вот и навернулись слезы. Алексу сорок восемь лет, а здесь он становится ребенком, до сих пор оплакивающим маму. Пес зевнул и улегся у ног хозяина, который достал плоскую бутылку из внутреннего кармана, отвинтил пробку, немного отпил.

– Трудно мне без тебя, – тихо сказал Алекс, смахивая слезу.

Дог заскулил, глядя на него: мол, не пора ли домой, а то холодно, но Алекс оставался неподвижным, думая о матери. Единственная на свете женщина любила его бескорыстно, как и он ее. Посидев минут пять, Алекс поднялся, еще отхлебнул из бутылки, поднял глаза к небу. Оттуда сыпались мелкие и редкие снежинки...