ив, вытянувших свои щупальцеобразные ветви под невидимым ветром, было лишь одно
предложение:
«Завтра жди посылку».
Снарядов спрятал открытку в карман, сжег все предыдущие, выпил двести грамм горькой,
отдающей клопами водки, после, подумав, выпил еще сто и кое-как одевшись, вышел на
улицу.
Уже подходя к подъезду Бальтазаровой, он обратил вниимание на то, что каштан перед
домом весь в цвету. Лишь через несколько секунд он понял, что сумерки сыграли с ним
злую шутку - то были голуби, обильно рассевшиеся на каштане.
- Его надо было разрубить на куски и отдать голубям, - тихо произнес кто-то за его
спиной.
Вздрогнув, Снарядов оглянулся и увидел похоронного старика. Дед мял свою шляпу в
руках, просительно глядя на поэта.
- В Тибете их отдают стервятникам. Те еще проводники, я вам скажу, да и собаки там
лютые, так что никогда не знаешь, где окончишь свой физический путь, в желудке птицы
или в брюхе у бродячего пса, но надобно полагать, всяк получит по заслугам и по вере
своей, - забубнил старик, - а тут у нас... в наших-то широтах, стервятников нет.
Он бросил шляпу на землю. Снарядову показалось, что он наступит на нее и пустится в
пляс, но старик лишь уцепился своими слабыми пальцами в поэта и жарко зашептал:
- Токмо не надо его признавать. Даже если не двойник это, не допельгангер - все одно с
кладбищенским выходцем нельзя вести беседы. Он упрямый, Бальтазаров этот,
подменыш. Я ведь знал, что так будет - все же он мой... мой праправнук.
Снарядов сглотнул.
- И девочка эта большеголовая... матерью она ему приходится. И отцом, - продолжал
жарко бредить старик. - Тут все сложно, сразу и не пояснишь. Квантово все, только это у
вас квантово, а у нас магия это, не боле того. Когда такие монструозности, как
Бальтазаров ваш, случаются, вселенная ведь не терпит. Их и жизнь отринет, и от смерти
оне могут уйти. А коль уйдет подменыш, ведь тогда всякий порядок вещей будет
нарушен. Знамо дело, - каждый такой беглец за собой конец времен тянет. И солнце
упадет прямо в море и зашипит, как масло на плите!
Снарядов с силой вырвался из рук старика, оттолкнул его и ринулся в подъезд. На
ступенях лестницы первого этажа стояла девочка-мутант. Поэт с ужасом увидел, как в
голове ее копошатся маленькие голые птенцы, что прогрызли ей кость на макушке и
устроили гнездо в черепе.
- Разрубить ево нада, тятя, - прошамкала уродка, - инафе фсе мы уррем, УР-Р-РЕМ!
Он оттолкнул девочку в сторону, бегом преодолел несколько пролетов и принялся
