— Ты тут из-за чего? — прямо спросил он Рафаэля. Грубый вопрос.
Рафаэль криво улыбнулся.
— Я алкоголик, — ответил он.
— И все?
Рафаэль покачал головой.
— Нет, но в двух словах всего не расскажешь.
— Да у меня времени вагон. Я здесь на месяц застрял.
Рафаэль рассмеялся.
— Ты можешь в любое время уйти. Это не тюрьма. Мы тут не срок отбываем.
— Да мы, нахуй, именно это и делаем.
— Ты когда-нибудь сидел?
— Блять, да! И не собираюсь туда возвращаться. Поэтому я здесь.
— Так ты тут уклоняешься от судебной ответственности?
Шарки засмеялся.
— Можно сказать и так. Слушайте, нахер мне нужно было это дерьмо? Я просек, что судья будет благожелателен к тому, кто возьмется за ум и сам захочет перевоспитаться в подобном местечке. Так что отсижу я здесь свои тридцать дней, мозгоправ отпишется судье и тот решит, готов ли я воссоединиться с землянами. Я воссоединяться с ними не жажду, но лучше уж я притворюсь одним из них, чем вернусь в гребаную тюрягу.
Рафаэль улыбнулся. Этот парень его развлекал.
— И из-за чего ты здесь?
— Ты берешь у меня ебаное интервью?
Рафаэль ответил еще одной улыбкой.
— Да. Если ты нам с Заком не понравишься, они переведут твою задницу в другую кабинку.
— Врешь.
— Может быть, а может быть и нет. — И тут Рафаэль не выдержал и засмеялся. Шарки тоже засмеялся, и я вместе с ними. Мы несколько минут угорали от смеха в нашей кабинке номер девять.
Затем в комнате стало очень тихо.
— Чем я только не увлекался, — сказал Шарки. — Кокаин, героин, алкоголь. Назовите все что угодно — я это пробовал. — Он так это сказал, будто гордился собой. И посмотрел на Рафаэля. В его голосе не было ни капли раскаяния. Я всегда знаю, раскаивается человек или нет. У Рафаэля раскаяние чуть ли не из ушей валит. У Шарки его ноль. — А ты, чувак, что предпочитал пить?
— Вино.
— Вино? Фигня какая.
— Мне хватало.
Шарки глянул через комнату на меня.
— А ты, Заки?
Этот парень уже придумал мне кличку.
— Бурбон.
— Всего-то?
— Ну и кокс. Он мне тоже нравился.
— Вот это уже другой разговор.
И у него на лице отразился отголосок эйфории — так это называет Адам. «У некоторых из вас даже остаются эйфорические воспоминания», — говорит он. Адам для всего названия найдет. Но именно это я увидел на лице Шарки — эйфорию. Этот парень самое настоящее бедствие, но мне он нравится. Он ненормальный. Если ты нормальный, он зовет тебя землянином. И на землян ему плевать. Это как раз то, что мне нравится в нем.
Мне захотелось спросить его, что он совершил нелегального, что попал сюда, но я тут же понял, что скоро об этом узнаю. Понял, что мне даже спрашивать не придется. Через несколько дней совместного проживания я знал о нем больше, чем сам Бог. Мне так кажется.
