Лицемерили и врали все, ибо речь шла о власти. А в борьбе за нее ни чести, ни совести быть не может.
Новое назначение Деникина в Ставке получилось несколько скомканным. Сам главковерх генерал Алексеев, три последних месяца лечившийся в Крыму от серьезной болезни почек, явно метил оставить в этой должности генерала от инфантерии Владислава Клембовского, бывшего начальника штаба Юго-Западного фронта в период «Брусиловского прорыва», и не скрывал своего разочарования назначенцем Временного правительства. Понимал, что это дело рук самого министра Александра Гучкова, мечтавшего «подпереть» непредсказуемого Верховного считавшимся «демократичным» боевым генералом, хотя и лично его не знавшего. Зато читал публикации генерала в прессе с критикой военной бюрократии и непрофессионализма. Не последнюю роль играло и то, что Деникин происходил из «низов» и вроде как был социально близким опиравшемуся на популизм Временному правительству.
Как сам Деникин описывает свою первую встречу в Ставке в Могилеве с главковерхом:
«Алексеев, конечно, обиделся.
— Ну что же, раз приказано…
Я снова, как и в министерстве, указал ряд мотивов против своего назначения, и в том числе — отсутствие всякого влечения к штабной работе. Просил генерала Алексеева совершенно откровенно, не стесняясь никакими условностями, как своего старого профессора, высказать свой взгляд, ибо без его желания я ни в каком случае этой должности не приму.
Алексеев говорил вежливо, сухо, обиженно и уклончиво: масштаб широкий, дело трудное, нужна подготовка, «ну что же, будем вместе работать»…
Я, за всю свою долгую службу не привыкший к подобной роли, не мог, конечно, помириться с такой постановкой вопроса.
— При таких условиях я категорически отказываюсь от должности. И чтобы не создавать ни малейших трений между вами и правительством, заявлю, что это исключительно мое личное решение.
Алексеев вдруг переменил тон:
— Нет, я прошу вас не отказываться. Будем работать вместе, я помогу вам; наконец, ничто не мешает месяца через два, если почувствуете, что дело не нравится, — уйти на первую откроющуюся армию. Надо вот только поговорить с Клембовским: он, конечно, помощником не останется…
Простились уже не так холодно».
Понятно, что при таком настроении работать вместе было достаточно сложно. Милейший старик и хороший военный стратег, Алексеев был удивительно неуживчив практически со всеми лидерами Белого движения, с которыми его сводила судьба, — Калединым, Корниловым, Деникиным, Романовским, Лукомским, Богаевским, Красновым. В личных беседах генерал Алексеев говорил о себе: «Я — кухаркин сын, я человек простой, из низов и знаю жизнь низов, а генеральские верхи для меня чужие».
