Деникин. Единая и неделимая - Сергей Валерьевич Кисин

Хмурое утро 14 марта (все даты в книге приводятся по принятому в Белой России юлианскому календарю. — прим. автора) 1920 года стегануло Новороссийск резким порывистым ветром с моря. Промозглым, с мокрецой. Боялись, что затянет сокрушительная бора, которая дует здесь с ноября до конца марта, и парализует работу всех 40 причалов порта. Но засвистел не коварный норд-ост из-за Маркотхского горного кряжа, а устойчивый зюйд-вест из Анатолии, где уже вовсю бушевала весна. Из-за густо присыпанного цементным мергелем перевала же ожидали не ветра — настоящего урагана, смахнувшего в море гордость Белой России Добровольческую армию. Из-за хребта в город неуверенно и робко втягивались части красной 16-й Симбирской имени Василия Киквидзе стрелковой дивизии полтавского сельского учителя Самуила Медведовского. Красные боялись засады и отчаянного противоборства белых напоследок. Палили из винтарей просто по пустым окнам домов и по бродячим кобелям на вымерших улицах. Разгоняли собственный страх. «Зеленые» даже не решались перемахнуть кряж — разоружали и добивали разрозненные остатки уже не сопротивлявшихся белогвардейцев на горных тропах.

Но еще накануне кое-как державшие фронт 1-я, 6-я и 8-я дивизии Добрармии уже думали не о сопротивлении, а только о том, как бы унести ноги. Арьергард почти не надеялся успеть на пароходы для эвакуации — хотя бы просто оторваться от наседавших красных и «зеленых» и уйти на Геленджик и Туапсе, а там в Грузию. Последний бронепоезд «Атаман Самсонов» был загнан в тупик, его экипаж, всхлипывая, старательно выводил из строя орудия и пулеметы. Три огромных английских танка, сердито урча, сползли по наклонной отмели в море. Танкисты загоняли их на максимальную глубину, пока зеленая волна не загасила свечи в двигателях.

Бесновались сбившиеся в табуны брошенные донцами и кубанцами тысячи лошадей. Разрешалось брать с собой на суда только седла, мест не хватало даже для двуногих овшивевших тифозных животных. Сердобольные казаки, рыдая, здесь же пристреливали лошадей и спешили на пароходы, не в силах смотреть на агонию своих верных четвероногих однополчан. Кто-то, жалея коней, стрелялся сам, корчась в предсмертных судорогах в цементной пыли. Казаков сажали на суда по остаточному принципу — в первую очередь грузили «цветные» офицерские полки, которые не собирались складывать оружие и в Крыму. Кубанцев, фактически бросивших фронт, всех без исключения зачислили в «самостийники» и попросту безжалостно сбрасывали с борта в море. Генерал-лейтенант Сергей Улагай едва добился выделения для них парохода «Россия».