- Что здесь происходит? - спросил Финн сестру Маккеллан.
- Пусть он уйдет, - рыдала я.
- Оставьте ее в покое, - взревел Финн. - Убирайтесь отсюда! Вы что, уморить ее хотите?
- Она моя жена. Я имею право быть с ней.
- Не имеете, если вы ее со света хотите сжить. Вы разве не видите, что с ней?
Финн сел на кровать и обнял меня.
- Ну, ну, детка, все будет хорошо.
- Я больше не могу, - рыдала я, уткнувшись ему в плечо. - Пусть он уходит.
Финн поднял на него глаза. Рори потемнел, сжимая кулаки.
- Уберетесь вы отсюда или нет?
Рори вышел, хлопнув дверью.
Глава 24
На следующий день Финн улетел навещать своих пациентов, и в часы посещений снова явился Рори. Он был усталым, угрюмым, небритым и при всем том - как это ни странно - очень красивым.
О только бы мне снова не попасть под его роковое обаяние!
Он принес огромный букет ландышей, две банки паштета из гусиной печенки, порнографический роман и бутылку витаминной настойки.
- Паштет от матери, - сказал он. - Порно от Бастера. Он сказал, что ему понравилось, хотя это еще ни о чем не говорит. Все шлют привет.
Он вручил мне бутылку.
- Это должно помочь тебе коротать длинные вечера. Тут на самом деле разбавленное виски, но если ты этикетку не сорвешь, то доктор Маклин ни о чем не догадается.
Я засмеялась.
- Как ты сюда попал? Я думала, Финн меня с собаками охраняет.
- Состроил глазки довольно интересной блондинке по имени доктор Бэррет. Она сказала, я могу пробыть у тебя четверть часа.
- Меня не удивляет, что это подействовало. Как ты поживаешь? - спросила я.
- Прекрасно.
- Кто там за тобой присматривает? - Я покраснела. - То есть я хочу сказать... не думай, что я сую нос в твои дела.
- Никто, - сказал он.
Мне ужасно хотелось спросить, где Марина, но я вдруг почувствовала полное бессилие, как хозяйка на вечеринке, где все изнывали от скуки.
- Ты можешь не задерживаться, - сказала я. - Навещать людей в больнице ужасно скучно.
- Уже надоел тебе, да?
Он смотрел на меня так, словно впервые увидел. Я смущенно потупилась.
Рори встал.
- Я приду завтра, - сказал он. - Мне очень жаль, что так вышло с ребенком.
И тут он сделал нечто в высшей степени странное. Он наклонился и застегнул доверху пуговицы на моей ночной рубашке.
- Я не хочу, чтобы Финн видел твою грудь, - сказал он.
После этого он приходил каждый день. Ни он, ни я ни разу не упомянули о Марине. Меня удивляло, каким он мог быть милым - не насмешливым, не скучающим, - но его визиты стоили мне огромного напряжения. Если Финн о них и знал, он ничего не говорил.
