* * *
На складах лекарственной стеклотары заканчивали погрузку в одну машину Сереги. Абсолютно пустой фургон Карцева стоял рядом с раскрытыми дверями. Лукавый заведующий складом спросил у Карцева:
— А пломбировать обе машины?
— Обе. Моя не очень исправна...
— Меня это не колышет. Я просто так спросил. Распишись. — он подал Карцеву накладные и крикнул грузчикам: — Все?
— Порядок! Шофер, закрывай! — завопили грузчики.
Серега закрыл свой фургон.
— Распишись в накладных. — Карцев протянул Сереге бумаги.
Завскладом опломбировал груженый фургон.
— Мне это все до лампочки! Вес сдан — вес принят. Все!
Он стал пломбировать совершенно пустой фургон Карцева.
— Кому какое дело? Может, вы хотите у себя в Москве дышать нашим закарпатским воздухом? Пожалуйста! Полная фура... — И завскладом похлопал по пустому опломбированному фургону.
* * *
Лена ждала за воротами склада. В руках у нее были две авоськи с продуктами, свежей зеленью, белым огромным хлебом.
Когда Карцев и Серега выехали из складских ворот, Лена улыбнулась им и жестом показала, что сетки с продуктами очень тяжелые. Карцев и Серега вышли из машин, подошли к Лене. Перехватили у нее из рук сетки.
— Все, да, мальчики? — Лена потерла натруженные ладошки.
— Все — это за чистую зарплату, — заржал Серега. — А теперь мы должны еще и премию заработать.
Карцев улыбнулся, ласково сказал Лене:
— Не торопись, милая. Работа только начинается...
* * *
В кромешной мгле, чавкая сапогами в раскисшей земле, несколько человек грузили карцевскую «шкоду».
Задние двери фургона были раскрыты настежь — запор, на котором висела нетронутая пломба, был отвинчен, и в глубине фуры еле светилась керосиновая лампа.
Двое в сапогах и ватниках (лиц не разглядеть) укладывали ящики с яблоками, профессионально используя каждый свободный сантиметр.
Еще четверо таскали эти ящики из домового подполья. Оттуда с трудом пробивался таинственный, колеблющийся, тревожный свет. Работали молча, привычно и быстро. И только в те моменты, когда сельскую ночную мглу вдруг разрывала пьяная песня или мотоциклетное тарахтенье, работа мгновенно прекращалась. Люди с двухпудовыми ящиками в руках замирали, напряженно прислушиваясь. Кто-нибудь тихо прикрывал дверь подполья, в фургоне тут же прикручивали лампу, и замершие фигуры растворялись в черноте карпатской ночи — будто их и не было...
Но проезжал мотоцикл, смолкала частушка, приоткрывалась дверь, слабый, неверный свет снова очерчивал застывшие фигуры, и ящики с яблоками начинали снова идти снизу вверх нескончаемым потоком.
