— Надеюсь всем сердцем, что вы не ошибаетесь, князь.
Ойленбург смотрел на огонь в камине. Подняв взгляд на лицо молодого человека, он сказал:
— Я делаю вывод из Ваших слов, что вы уже читали этот выпад Хардена в этом листке
«Будущее».
Николас почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо.
— Нет, я не читал. Кто-то упоминал об этом в моем присутствии.
— И вы задаетесь вопросом, что я предприму против этого, не так ли? — Когда Николас кивнул, князь продолжил: — Ну, взвесим наши возможности. Жаловаться на Хардена из-за гнусных сплетен? И этим согласиться, что я узнал себя в «Арфисте»? Именно этого он и хотел бы. Или вызвать его? Такую сомнительную личность, как Харден? На дуэли дерутся с равными. Скорее всего, он еще и откажется, так как, видите ли, дуэль наказуема. Или я должен его застрелить и угодить за решетку? Тогда я на этом и на том свете должен понести наказание, так как за пролитую кровь человек должен держать ответ, неважно, была ли это кровь святого или негодяя.
— А Его Величество? Как реагировал кайзер на этот пасквиль? — спросил Николас.
— Тринадцать лет назад один скандальный листок пытался лить на меня грязь, газетенка под названием
«Трах-тарарах». Кайзер отказался тогда читать статью и запретил мне предпринимать что-либо против издателя.
Николас не мог до конца понять, как такой мягкий, обходительный человек, как князь Ойленбург, мог сохранить в течение двадцати лет симпатию к такому неприятному человеку, как кайзер. Как он мог оставаться для него прежним «золотым юношей», которому Ойленбург все еще был предан душой? Гнусные намеки Хардена могли быть сплошной ложью, но очевидно, что у князя были склонности, объяснить которые для Николаса было тяжело.
Ойленбургу не стоило волноваться насчет охоты, все прошло блестяще. Девятилетний олень с ветвистыми рогами успешно уходил от собак, загонщиков и егерей, которые гнали его через заросли и болота, пока он не оказался прямо перед просекой, где была устроена площадка для кайзера. Здесь и свершилась его, оленя, судьба. Вильгельм долго ждал этого момента, и теперь он сиял.
Николас сопровождал Ойленбурга и его камердинера, который нес фотоаппарат, к месту, где лежал олень. Вильгельм был вне себя от радости, но люди из его охотничьей свиты, усталые и мокрые насквозь, вовсе не разделяли его эйфории. Только появление Ойленбурга, а точнее, принесенных бутылок со шнапсом, несколько подняло настроение. Все поздравляли кайзера с замечательным выстрелом. Олень также вызвал восторги и был со всех сторон сфотографирован. Загонщики, носильщики, крестьяне и слуги получили по золотому, которые кайзер достал из принесенного кошелька. Добыча была погружена на переднюю телегу и выложена торжественно на траву перед дворцом.
