Глохлов шел к реке, не оглядываясь, думал про себя: «Значит, пожалел, пожалел. Конечно, живой человек, жалко его. А того-то чего жалеть, от мертвый уже. Мертвому-то не поможешь. Ишь ведь все уж больно гладко складывается, все по правде. Не бывает так в жизни. Не бывает. Где-то что-то должно бы и не сходиться. А тут все сходится, случайный выстрел. Больно гладко и правдиво…»
Уже в лодке, поплотнее запахиваясь в полушубок и устраиваясь для долгого перехода, Комлев спросил Глохлова:
— А что, Матвей Семенович, вы протокол-то допроса не будете составлять?
Глохлов — он только собирался запустить мотор — обернулся к Комлеву:
— Что?
— Я говорю, протокол-то допроса не будете составлять?
— Какого допроса?
— А вот что сейчас с меня снимали. Мои показания на место происшествия. Я ведь протокол-то подписать должен. А так ведь непорядок.
Глохлов покачал головой.
— С тобой не соскучишься, Комлев, Ты и впрямь в адвокаты годишься.
— Я ведь по закону требую.
— Требуешь?
— Требую. У нас с вами не просто так беседа.
— Это верно, Комлев. По закону — так по закону. — Глохлов сел, достал из кармана стеганки свернутую в трубку толстую тетрадь и, низко наклонившись над бумагой, стал писать.
Комлев долго читал исписанные листки, вроде бы не разбирая крупный и очень ясный почерк майора.
— Ну и память у вас, дядь Моть, — расплываясь в улыбке, сказал Комлев. — Ну до словечка все верно записали.
— Я тебе не дядя, ты мне не племянничек, — озлился Глохлов. — Прекрати дурачиться!
— Молчу, молчу. — Комлев поднял вверх руки. — Разрешите карандашик, Матвей Семенович?
Положив тетрадь на колено, размашисто расписался.
— Вот теперь все по закону.
— Не все еще. Все будет, когда ты мне правду расскажешь.
— Правду?
— Да, да! Правду! Зачем ты убил его? За какие такие дела руку на человека поднял?
— Э, э! Это не то, не то, товарищ майор. Вы полегче, я ведь тоже права имею, товарищ…
— Волк тебе товарищ! — Глохлов со всех сил рванул стартерный шнур, неистово взвыл мотор, пущенный почти на полном газу, и лодка, разбросав по сторонам гибкие фонтаны воды, легко полетела вперед.
…Бугристо стелилась река, выказывая свой норов. Редко вырывалось из-за стремительно летящих туч солнце, и тогда разом раздвигались дали, высвечивались побеленные сопки с черными замывами ельников, шире раскидывалась река, но от всего этого еще пустыннее и холоднее становилось вокруг.
У Лебяжьего душана Глохлов ушел от правого берега к левому. Проплывая мимо, увидел, как по тонкому льду озера ходило, прихрамывая и оскальзываясь, воронье.
