До зимовья Алеши Колобшина дошли уже в сумерки. Глохлов подумал о том, что каждый раз приплывает на Ведоку вечером и уходит рано утром.
— Идите в зимовье, я сейчас, — причалив лодку, сказал Глохлов и присел на борт казанки.
Быстро темнело. Река была уже невидимой, и только беспокойный ход воды, белая полоска заберегов выдавали ее присутствие да нашептывала что-то, ластясь о дно лодки, волна.
Глохлов долго сидел, опустив голову, вроде бы ни о чем не думая, вслушиваясь в ночь. Вызвездило. Слезою замерла над тайгой, готовая вот-вот скатиться, крупная звезда. Ковшиком повисла над головой Большая Медведица, и еще одно созвездие отразилось на плесе. Там, где стояло зимовье, небо было розовым, с палевыми замывами по горизонту, иногда там возникали черные столбы теней, но, возникнув, мгновенно падали, как падают большие деревья. У зимовья развели огонь, и кто-то суетился у костра.
Глохлов поднялся, поглядел в лодку, вздохнул и вдруг почувствовал, как слезы закольцевали горло: «Эх, друг, друг… Как же это? Как же это случилось?!» — снова присел на борт, переждал, пока отгорит сухим огнем боль внутри. Поправил брезент и пошел малым шагом к зимовью.
У костра разговаривали.
— Понимаешь, — гудел Комлев, — вот, значит, оно как получилось. А майор-от на меня взъярился: ты убил! Преднамеренно то есть. И меня — раз по роже! Раз! Раз! Ух, бил, ну и бил… Вишь, как отделал! Все он!
Глохлов стоял в тени зимовья, невидимый от костра…
Колобшин, разглядывая разбитое лицо Комлева, поддакнул:
— Оно да-а. Ты глядит-ко, как разукрасил. Выходит, на тебя списать метит. Слышь, что говорю-то, он ведь и у нас с бабой озера хотел отобрать…
Глохлов вышел к огню, и оба сразу же как бы поникли, притихли, и вокруг воцарилась стеснительная тишина, которая бывает, когда беседу неожиданно прерывает своим приходом тот, о ком нехорошо говорили.
29–30 сентября, вверх по реке
Прилетев неделю назад в Инарегду в общем-то по малому делу, начальник райотдела милиции — майор Матвей Семенович Глохлов решил рекой подняться до села Нега. Еще летом обещал он завезти Евстафию Егорову собольи капканы, да все как-то расходились пути с охотником.
От Инарегды до Неги три дня хода против точения и полтора обратно. До ледостава надеялся вернуться в Буньское.
С год не был майор и этих угодьях, так что поездка была кстати.
— Но вмерзни, Семеныч, — предупреждал промхозский бригадир. — В обратную до Буньского побежишь. Нас тут, поди, и не застанешь. Однако, в тайгу уйдем.
