За всех ответствовал дядька Никола: дорогой, бог миловал, лихих людей не встречали, торговали без убытка. Закончил же речь дядька Никола так:
- Варений оброк, не тревожься, привезли сполна. Только к тебе, Трофим, дело малое тоже есть: потрудись-ка счесть сколько две семьи наши барину должны за все милости его зерном да прочим, а к тому прибавь пожилое плату за пользование дворами и избами, в коих прожили, почитай, год целый.
Опешил приказчик:
- А это зачем?
- Коли говорю, значит, надобно. Так что уважь, Трофимушка!
Трофим цепкими глазами по очереди всех пришедших перебрал:
- Не пойму что-то я вас, мужички.
А дядька Никола:
- Чего мудреного: надумали, как указами государевыми дозволено, уйти от барина твоего на нынешний день Юрьев! В диковинку тебе такое?
Осерчал приказчик:
- Будет болтать попусту! Деньги откуда возьмете?
- То уж не твоя забота, наша.
Дед, видя недоверие приказчика, свое слово вставил:
- Есть деньги, Трофим. Не печалься.
- К барину идите, коли так.
- Мы в господские покои не вхожи, потрудись сам, Трофим Степанович, дед молвил.
Тут спор сам собой разрешился. Должно, заметили из барского дома прибывших крестьян. Хлопнула дверь, и легкой своей всегдашней походкой сбежал с крыльца Иван Матвеевич Рытов, Филька - следом. Повысовывались любопытные головы сестер Филькиных. Завиднелись в окошках лица иных рытовских домочадцев.
Приказчик, завидев барина, в сторону шагнул: моя, мол, хата с краю, я бунтарям не потатчик.
Дед шепотом молитву сотворил. Дядька Никола в лице изменился.
Жесток был в гневе государев дворянин. А что гневу страшному предстояло быть, то и Тренька своим умом малым понимал. Не с руки было помещику отпускать крестьян, что работали на него от зари до зари и были всяких денег нужнее и дороже. Потому после приветствий первых отвечал на вопросы дядька Никола голосом чужим, деревянным. Рытов доволен остался: крестьяне вернулись и оброк денежный принесли.
- Добро, мужички! - воскликнул весело. - Будем и далее вместе жить-поживать, добро наживать!
- Нет, - возразил дядька Никола. - Уйти надумали от тебя, не серчай. Ноне последняя неделя перед Юрьевым днем началась. Сам знаешь, по законам государевым вольны мы в эту пору твои земли покинуть.
Побелел Иван Матвеевич Рытов. На скулах желваки заиграли. Рука с плетью сама собой поднялась.
Сжался Тренька. "Вот оно, начинается!" - подумал в страхе.
Однако сдержался Рытов, опустил плеть, не ударил.
