Юрьев день | страница 51
- Нельзя мне, маманя!
- Отчего, Тереня?
- Царевы люди там.
- Успокойся! - Мать Треньку ласково по голове погладила. - На что ты им нужен-то?
- Стало быть, нужен, коли приехали.
Мать подле Треньки на колени опустилась, ему в глаза тревожно заглянула.
- Уж не горячка ли у тебя, что страхи всякие мерещатся? Царевы люди по царевым же делам приехали. Что им до тебя-то? Они земли, поля да леса описывают. Царевы писцы они, те люди.
Не поверил спервоначалу Тренька:
- И про гривны не спрашивали?
- Да они про те гривны и слыхом не слыхивали!
Не без опаски приближался к дому. А ну как царевы люди притворяются, будто земли описывать приехали, а сами только его и ждут?
Напрасны были Тренькины опасения. Никто на него внимания не обратил. Один только из царевых писцов, должно старший, немолодой уже, по-дорожному и буднему одетый, однако в одежду дорогую, заметил:
- Эва, как заяц стреканул! Припадочный, что ли?
На что мамка ответила с почтением:
- Напугалось дитё чужих. Не обессудь, государь!
До самого вечера пробыли царевы люди в деревеньке. С великим тщанием описали все: и сколько земли в пашне лежит, и сколько впусте, и дворов сколько, и люди какие в тех дворах живут. Даже копны сена, что стояли на лугах, пересчитали поштучно.
А для чего все то - неведомо.
Глава 17
ПОЛУЧИЛИ СПОЛНА!
Писцы, как прежде приказчик Трофим, допытывались долго, когда и по каким делам уехали дядька Никола с Тренькиным отцом и Митькой. Тоже в сомнении были: не ударились ли крестьяне в бега.
Однако, видя тревогу и беспокойство оставшихся, поверили; коли что и случилось, то скорее беда тому причиной, нежели злой умысел.
Молилась по ночам бабушка, стоя на коленях перед иконами с зажженными лампадками. Ворочался, не спал дед. Плакала втихомолку мамка. Тренька и тот потерял покой. Все зарубки свои на бревенчатой стене считал и на дорогу бегал. И не шутил, не смеялся никто над ним. Напротив, глядели с надеждой.
Но всякий раз мотал Тренька головой:
- Нету никого...
Кажись, Урван, который был теперь всегда с Тренькой, и тот скучным сделался, словно чуял недоброе.
На исходе третьей недели, когда принялись укладываться спать, онто и подал знак: вскочил вдруг со своего места, уши насторожил и вдруг залаял громко, чего в избе отродясь не делал.
- Очумел, что ли? - закричал на него Тренька, боявшийся,как бы дед не выставил его друга на двор.
А Урван - к порогу и давай лапами дверь царапать.
- Может, волка почуял? - Бабушка за Тренькиного любимца перед дедом вступилась.