В. Н. Давыдов играет в провинции Лаврецкого в «Дворянском гнезде» и, говорят, всю жизнь промечтал сыграть Гамлета.
Е. Я. Неделин считал себя:
– Фатом.
У него была для этого амплуа колоссальная коллекция самых необыкновенных цилиндров, самых поразительных рединготов, смокингов, визиток, какой-то особой ширины шнурки для пенсне, ботинки всех возможных форм.
Театральная суета сует!
Он был то, что на языке сцены называется актёр:
– На характерные роли.
И тут он создавал скульптурные фигуры.
Передо мной прекрасная декорация Грановитой палаты.
Красный звон московского Кремля.
Соловцов привёз из Москвы преизрядные колокола, и в лавре нашёл звонаря-художника.
Изнемогая под тяжестью парчового одеяния, на трон поднимается Рощин – Борис.
Перед ним проходят послы.
И вот среди них выступает…
Не идёт, а выступает блестящий Лев Сапега.
Глубокий, – но полный какого достоинства поклон.
– Король наш, третий Жигимонт…
Он делает паузу, приосанивается ещё больше и с весом роняет:
– …и мы, паны…
Пред самодержцем говорит представитель конституционного государства.
И даёт понять разницу.
Одной интонацией предупреждает, с кем надо считаться.
Роль Сапеги написана у гр. Алексея Толстого тонко.
Сапега хорошо говорит по-русски.
И лишь время от времени у него проскочит то польское, то латинское слово.
И Неделин ведёт чутко по замыслу автора.
И только чуть-чуть даёт проскользнуть польскому акценту.
– Ты новую вчинаешь династию, и тебе невместно летигиум тот тяжкий пильновать.
Едва слышное ударение в «пильновать» и окончание в котором едва слышно:
– Пильно?ватць.
И перед вами куртуазный, старающийся отлично говорить по-русски польский магнат.
Какой оживший старинный портрет!
Передо мною кабинет, обитый зелёным шёлком с вытканными золотыми лавровыми венками.
Дежурство звякнуло шпорами, палашами и застыло, отдавая честь.
В широко раскрывшиеся двери быстрой, нервной, неровной, стремительной походкой вошёл небольшой человек, с бледным лицом, с глазами исподлобья.
Белый жилет. Большой палец правой руки за пуговицей.
Оглянул всех быстрым, острым взглядом.
Взглядом, от которого не скроется ничего.
Жуткая фигура!
И заговорил отрывистым, с хрипотой голосом.
Словно каждую секунду повелевая.
В манере говорить слышна привычка:
– Командовать.
Когда он волнуется, у него начинает дрожать правая нога. Когда кто-нибудь говорит больше двух слов, он начинает хмуриться. Он всех перебивает. Груб, – и, боже, какой актёр! Каким красивым жестом берёт шутя за ухо Фуше, с какой красотой целует руку «Madame Sans-GЙne». Какая страсть рисоваться. Какое стремленье всех очаровывать.
