Поезд остановился.
Ивась протянул билеты какому-то очень важному на вид дядьке в фуражке с бляхой на околыше. Но дядька, даже не взглянув на билеты, нелюбезно пробасил:
— Ступайте в вагон третьего класса.
Ивась с узлом побежал впереди, а мама следом, держа за руку Петрика и Ганнусю.
— Вот тут, — остановился Ивась возле железной лесенки вагона, рядом с паровозом.
— Народу много набито? — осведомился Ивась у другого дядьки с бляхой на фуражке, рассматривающего билеты, протянутые на этот раз мамой. Он вроде был не такой важный, этот дядька, как тот, что не хотел пустить их в вагон.
В вагоне было полно-полным людей. Дымно, душно. Ни одного свободного местечка. Спасибо, одна пани с коротко подстриженными волосами, похожая на профессорку[1], отодвинулась от окна и велела маме посадить Петрика.
Тут Петрик увидел стоящего под окном Ивася и изо всей силы заколотил кулаком по стеклу.
— Нельзя так, — дёрнула его за штаны Ганнуся.
А Петрик больше и не собирался стучать, Ивась его уже увидел, заулыбался и машет рукой.
Где-то глухо пробил колокол, а вслед за этим Петрика так швырнуло в сторону, что он едва не свалился на пол, да, к счастью, его один дядька в очках поймал.
И когда Петрик опять глянул в окно, там уже не было Ивася, только медленно, точно белый лебедь, мимо проплыло какое-то здание.
— Поехали, — прошептала Ганнуся и перекрестилась.
Долго, долго стоял Петрик, прильнув носом к толстому стеклу, каких в хатах на окнах не бывает.
За окном вагона мелькали леса, полустанки, пакгаузы, семафоры. Из полосатых будок выходили стрелочники с зелёными флажками…
Кто бы мог подумать, что мир так велик?
— Ганнуся, это чего у меня в глазе? — повернув голову к сестричке, спросил Петрик.
— Сажа, — ответила Ганнуся.
«Сажа. Вот дурёха, тут в поезде печка, что ли, есть? — думает Петрик. — Будто не видит, кругом одни деревянные лавы, люди на них сидят и лежат, а ещё узлы, мешки, чемоданы…»
Уставшего Петрика вдруг охватывает беспокойство. Зачем мама так много разговаривает с чужой панн «профессоркой»? Пусть она и уступила Петрику своё место возле окна, но всё равно, разве мама забыла, что наказывал Ивась, когда они ехали по лесу?
— Мама, — дрогнувшим от переживания голосом пытается остановить её Петрик.
Где там! И о чём она только шепчется с пани «профессоркой»?
Трудно описать, сколько волнений перенёс за дорогу Петрик с неосторожной мамой. Чуть она заговорит с кем-нибудь чужим, а у Петрика душа в пятки…
Эх, мама, брала бы она лучше пример с Петрика. Он не стал даже разговаривать с самым главным из главных на поезде дядькой, который прокалывает машинкой дырочки в билетах.
