Кроме того, к одной из стен был прилажен щиток для проверки электрических лампочек, рядом висело несколько географических карт и мотки провода, а в самой глубине комнаты стоял огромный старый платяной шкаф. На этом малоизящном сооружении в ворохе металлических и фарфоровых выключателей стоял странного вида аппарат, назначение которого трудно было определить не только с первого, но и со второго взгляда.
Это была механическая игрушка; она приводилась в движение электричеством, и Перико долгое время держал ее в витрине в качестве своеобразной рекламы. Небольшой моторчик приводил в движение насос; насос выкачивал воду из цинкового куба и гнал ее в стеклянный резервуар, расположенный наверху; отсюда вода стекала по желобку, двигала колесо и снова падала в тот самый куб, откуда она начинала свое путешествие. Работа этого хитрого приспособления постоянно привлекала толпу мальчишек и зевак прохожих. В конце концов, Перико все это надоело: зрителей было так много, что они постоянно заслоняли свет.
— Да, парень, — сказал Перико после долгой паузы. — поскорее устраивайся и женись.
— Жениться? На ком же?
— Вот тебе раз! Ясно на ком. На Сальвадоре. Сестра, мальчонка, ты и она… прекрасно заживете.
— Сальвадора женщина необыкновенная, — продолжал Мануэль. — Ты можешь ее понять? Вот то–то и оно. Я думаю, она ко мне привязана, но это только потому, что я живу здесь же в доме, ну вроде как к кошке привязываются… Что касается прочего…
— Ну, а ты–то сам?
— Я, сказать тебе по правде, и сам не знаю, люблю ее или нет.
— Все еще не можешь забыть ту, другую?
— Та хоть любила меня.
— Что не помешало ей бросить тебя. А Сальвадор тебя любит.
— Этого я не знаю.
— Прекрасно знаешь. Если бы не она, кем бы ты сейчас был?
— Бродягой.
— Вот именно.
— Да, я в этом не сомневаюсь… Но чувство благодарности одно дело, а любовь — другое.
— У тебя к ней ничего нет, кроме чувства благодарности?
— Сказать по правде, не знаю. Ради нее я готов сделать все, что угодно, но она для меня все равно как старшая сестра или мать.
Мануэль замолчал, так как в этот момент в мастерскую вошел отец механика, Ребольедо–горбун, со своим приятелем.
Это была прелюбопытная пара. Ребольедо–старший носил широкополую шляпу цвета беж, украшенную черной газовой лентой, почти лилового цвета пиджак и почти желтые панталоны, цветом своим напоминавшие флаг, который выбрасывают зачумленные корабли; в руках у него была трость с роговой ручкой.
Приятель его — старичок с маленькими блестящими глазками на лисьей мордочке, с фиолетовым носом в венозных прожилках и с короткими седыми усами. Одевался он франтовато. На нем был пиджак из твердого как камень сукна, суконные брюки, в руках он держал палку из дорогого дерева с набалдашником, а на жилетке висела цепочка от часов с брелоками. Звали этого господина Кануто, сеньор Кануто, и жил он в одном из домов неподалеку от Патриаршего кладбища.
