Ему не составляло труда очаровать ее в этот короткий вечер. Однако он понял, что при необходимости она может постоять за себя, даст смелый бой, если кто-то рассердит ее или надоест ей.
Но сегодня не было боя. Она воплощала в себе нежную, пылкую, юную женственность, уступающую его нажиму. Он знал, что она горит желанием снова увидеться с ним.
Внезапно он привлек ее к себе.
— Ты прелесть, и ты обязательно позволишь мне приезжать и видеть тебя. Это будет нашей прекрасной тайной... пока... а?
Она не отвечала. Прикосновение его руки, биение его сердца у ее груди, первый зов страсти и пола были для нее так новы, сладостны, пугающи и непреодолимы; она чувствовала их пьянящее воздействие. Что толку в суровом воспитании... занятии спортом... в незнании мужчин и света? Жонкиль Риверс была истинная женщина, и она полностью отзывалась на обаяние этого человека, первого, кто заключил ее в свои объятия.
Она почувствовала, как его губы слегка коснулись ее губ, волна острого, почти болезненного наслаждения, как огонь, пробежала по ее жилам. Его губы теснее прижались к ее губам. Страсть и нежность завладели Чартером, когда он почувствовал сладость ее губ.
Она безропотно лежала в его объятиях, ее веки были прикрыты, лицо бледно от глубины переживаний.
Когда долгий поцелуй закончился, Чартер рассмеялся и слегка оттолкнул ее от себя.
— Не надо было этого делать. Я ужасно веду себя. Прости меня, пожалуйста, дорогая, — сказал он. — Я думаю, что сам дух Рождества... или ты... ударили мне в голову. Ты простишь меня?
Она готова была простить ему все. Его поцелуй был откровением для нее, чудом, которое открыло ей существование нового мира. Роланд разговаривал с ней, стоя очень близко, но не целовал ее больше. Он видел, что она борется с охватившими ее чувствами, и ощущал себя жуликом; он хотел быть нежным и заботливым в отношениях с ней. Взяв ее руки в свои, он заговорил с нарочитой непринужденностью:
— Ну, дитя, давай договоримся о моем приезде в Чанктонбридж. Как мне сообщить тебе, когда я приеду?
— Вы можете написать, — сказала Жонкиль.
— Бабушка интересуется твоей корреспонденцией?
— Она не вскрывает мои письма, если вы это имеете в виду. Между прочим, я уже взрослая, — сказала она.
— Никто бы не подумал этого!
— Ну вот еще! — рассмеялась она смущенно и высвободила свои пальцы. Первая горячая волна страсти прошла, и, хотя трепет остался, она внезапно почувствовала неловкость и некоторый испуг, ведь в конце концов человек этот ей почти не знаком. Бабушка сказала бы, что она ведет себя возмутительно, безответственно!
