Ехали лесом, полем, оврагом ехали, и перелеском тоже, и сквозь чащу, и мимо деревушек разных, скучных и малозначимых. Мимо цыганского табора проехали, без сучка, но с задоринкой. Партизан миновали, поздоровались, в ноги им поклонились, защитникам родным, а те и не заметили, делом занятые: четвертовали пленных ржавой пилой по лесному обычаю. Проехали мимо водокачки, и мимо ветряных мельниц, и мимо бабы яги. Она, развратница, с лешим совокуплялась, отдавалась ему на лесной опушке, и кричали они вдвоем на весь лес, так хорошо им было, нечеловечески… И соловушку видали, разбойничка, провожал он их диким посвистом, диким посвистом, да играючи, да деревца вырывал с корневищами, да Илюшку поджидал, Муромца, завалить его, козла, диким посвистом, да из Моцарта все, да из Генделя, чтоб узнал тот, козел, соловушку.
Ехали дальше. Мимо них не росли пальмы, и бананы не росли, и финики, и тугрики, даже яблони и груши не расцветали, даже ягель не виднелся, даже конопля. Мелькали деревеньки. Но ни мелькали бары, пабы и кэбы. Это ж надо, радовался наш Фердинанд, как запущено, как тут варварски, домостроевски, с пережитками, как хреново-то — то есть как хорошо. Какой простор для свободы действий! Ничего ведь нет. А должно быть.
Тут нет храмов и туалетов, центрального отопления и набережной, оппозиции и духовности. Права человека попраны, а конституция сюда не ступала.
Наверняка здесь по праздникам бьют масонов, если, конечно, здесь живут масоны. Даже если нет масонов, их все равно бьют. Выходит с утреца какой-нибудь дед Сукарь на крыльцо и орет дурным голосом: «Эй, народ! Воскресенье пришло, едрить твою, бери хворостину — гони жида в Палестину». Нормальные евреи тут не живут, но народ все равно берет хворостину и кого-то гонит. Некоторые добираются до Израиля… Однако чистота расы уже утеряна — ведь окрестные бабы спят с домовыми, неандертальцами и большими волосатыми обезьянами. Местные мужики их не волнуют, те давно уже перешли к строительству последней стадии коммунизма. Удовлетворяются с козами. Радуются мужики, коза — она на халяву дает…
Так себе воображал Фердинанд местное бытие. Аэропорта нет, местного ТВ нет, даже мафии, наверное, нет, не говоря уже о коррупции. Презумпции невиновности нет. Интернет отсутствует. Дай бог, имеется электричество. А то, поди, живут с неандертальцами при лучине. Кто их, сермяжных, знает.
Приближались к цели. Погода разъяснилась, солнце подкатилось из-за туч к середине дня. Солнце — это очень неплохо, размышлял перспективный научный кадр по имени Фердинанд. Солнце — это жизнь, луна — это смерть, мыслил он, не переставая радоваться. Был счастлив как скот, не подозревающий о наличии скотобойни.
