В центре зала, неподалеку от обеденного стола, располагался неизменный в таких местах подиум с шестом. Я помнила, как плясала для клиентов здесь еще во время работы в «Носороге», и меня поначалу весьма удивило предложение Тимура вспомнить бесшабашную молодость и станцевать для друзей. Я отшутилась и подняла какой–то тост, хотя уже набралась к тому времени выше обычно допускаемых мной пределов. Каково же было мое удивление, когда Машка воскликнула:
— Музыку для именинницы! — и она отважно направилась к шесту.
Прямо в дурацкой простыне, босиком, сбросив банные тапочки.
Я уже много раз вспоминала, как танцевала Маша Попова. В эту ночь она превзошла саму себя: ее танец был чудовищным — совершенно бесстыдным и прекрасным, как она сама. Все мы любовались с раскрытыми ртами, даже циничная Людмила, о которой совершенно позабыли ее подчиненные мужчины.
— Поддержишь подругу? — повернулся ко мне Тимур.
— Я сегодня пас, — танцевать после Машки или вместе с ней было бы полным идиотизмом, ну, к примеру, как выйти с ракеткой на корт, на котором играет Сафин.
— Давай тогда еще накатим по-маленькой, — сказал Тимур, подливая мне «Реми Мартен».
А дважды подряд сказать Тимуру «нет» было для меня очень уж тяжело, почти невозможно, если принять в учет мое состояние. В общем, я всегда считала, что держу алкогольный удар лучше многих, но в эту ночь все–таки была нокаутирована.
Я очнулась, как от удара током, в темноте, под боком кто–то посапывал во сне, но я сразу поняла, что со мной не Тимур — габариты были не те. Рот мой склеился и был сухим, как ближневосточная пустыня, но первым движением я проверила свои трусики — они были на месте — а потом уже отправилась искать, чем утолить жажду. Выключатель работал исправно, в тусклом свете я разглядела, что ложе со мной делил Юлик. Вставая, я потащила за собой простыню, укрывавшую нас обоих, и теперь стало видно, что трусы на Юлике тоже наличествуют. Хоть соображала я все еще плохо, но помню, что первым моим чувством была неловкость перед Тимуром: я совершенно не помнила, как оказалась в этой комнате и на кровати, но другие могли видеть нас и составить свое впечатление от этой картины.
В центральном зале из колонок стереосистемы все еще звучала тихая музыка, и лишь стол с неубранной посудой и бутылками напоминал, что праздник уже закончился. Я сделала несколько глубоких глотков прямо из пакета с соком, потом раздвинула тяжелые шторы, но на улице было по-прежнему темно. Зайдя в раздевалку, я нашла свою сумочку и раскрыла мобильник, он показывал половину шестого утра. Сколько же мы проторчали в этом чертовом люксе, подумала я, подходя к столу и наливая себе в стакан апельсиновый сок. За первым стаканом последовал второй, голова работала уже без перебоев, и я начала обход помещения — благо, комнат было всего три, а поскольку в одной из них спал Юлик, я поняла, что передо мной уравнение с двумя неизвестными. Но первая комната оказалась пуста, лишь смятая постель выдавала, что ею уже пользовались. Я не стала здесь задерживаться и с замиранием сердца открыла вторую дверь. За ней было темно, как и в нашей с Юликом опочивальне, я нащупала круглый регулятор реостата, постепенно разгоняя сумрак. На постели лежала большая голова Людмилы в копне распущенных волос, а в плечо Людмилы уткнулась светлая шевелюра Родиона. Он, как молочный щенок при матерой суке, решила я, обозревая комнату, в которой не было больше ничего интересного. Наверное Тимур ушел, вздохнула я с облегчением. Но где тогда Машка? Неужели они сбежали вместе?
