Многие земли пройду. С врагами сражусь. Сполна испытаю земное горе.
Увижу тебя! Радость моя! Счастье! Плыви! Далек, и не (видишь) меня! Но вижу тебя! Благословляю тебя! (Люблю) тебя!
…опустился на колени на мокрый песок. Первая любовь поборола (меня).
…упал на бок, прижав колени (к животу); так младенец спит (в утробе матери), еще не выйдя из тьмы на свет.
Солнце (заливало меня) белым дамасским вином. Был пьян, и смеялся, и плакал.
Черная (Борода), шагнув ближе, стоял (надо мною) и глядел на меня, лежащего на песке.
…девушки плескались и хохотали.
…огромные волны накатывали из бездны и катали девушек, как черный и белый жемчуг, в своих теплых (ладонях), и доверяли (девушки себя) воде, и выплескивал Океан их на берег жизни, заново рождая.
Выходили на берег, голые и смеющиеся. Взмахивали яркими шелками. Одевались, переговариваясь на (незнакомом нам) языке, но я все (понимал).
…лежа на песке, видел: под Солнцем блеснула на груди смуглой и чернокосой девушки золотая цепочка; услышал, как крикнула подруга ей громко: «Радха!»
Обернулась (она). И понял я: (так имя ей).
Повторил губами, солеными от брызг: Радха, Радха.
…песок скрипел (на зубах), черный и розовый, крупный песок.
Солнце палило.
Это (была) земля, (называемая) Палитана.
…позже узнали имя ее.
ПУТЕШЕСТВИЕ ИССЫ. СОН О МАНЬКЕ
Он читал где-то, давно, а может, и слышал, так говорили: сон человеческий длится минуту, ну полминуты. А ты столько всего во сне видишь и слышишь, что во всю жизнь тебе не пережить.
Как так может быть? Исса не понимал. Трясясь в прокуренной кабине, откинувшись на обтянутое изодранным дерматином сиденье, он сладко спал, крепко, и рот его был приоткрыт — одновременно ртом и носом он втягивал душноту кабины, и запах дешевых сигарет от куртки шофера, и дух бензина, пьянящий не хуже водки, и еле слышный аромат сандала — может, официантша, буряточка из придорожной забегаловки, дохнула в кабину сказкой дальних гор, поцеловала молчаньем на прощанье.
Сон Иссы был прекрасен и странен.
Исса во сне был никакой не Исса, а маленькая девочка Мария. У девочки были отец и мать, он, вернее она, видела их ясно, очень близко — и отца с ручищами-крючьями, с безобразным, изрытым до костей дырками и ямками лицом: он работал в шахте, и взорвался метан, и он чудом не погиб, да сильно покалечился, — хлопая себя ладонями по уродливым щекам, хрипел: «Шахтерской оспой переболел!» — и мать, с вечной бутылкой в руке, вечно качающуюся взад-вперед, как старый красный медный маятник на бабкиных часах.
