Обнаженные ритмы | страница 34



чёрные тени на стенах белёных,

белых, как зубы на чёрном лице!




Абель Ромео Кастильо

РОМАНС О СМУГЛОЙ ДЕВУШКЕ


Не блондинкой была и не рыжей,

а была она девочкой смуглой,

и как смоль были чёрные пряди

над коричневой шеей округлой.

Ни один виртуоз-парикмахер

их завить не сумел бы искусней.

И припух её рот белозубый,

словно пчёлами был искусан.

А девчонки с ней не дружили,

с этой самбой, с мулаткой этой,—

ведь они из семей приличных,

и к тому же белого цвета.


Не блондинкой была и не рыжей,

а была она смуглой девчонкой

и могла бы браслет, словно пояс,

застегнуть вокруг талии тонкой.

И, едва на лице умещаясь,

улыбались в ресницах глаза,

а вокруг неё бушевала

изумлённых восторгов гроза.

И сверкали молнии взглядов,

и шептались мужчины украдкой:

«Кто знаком с этой маленькой самбой?

Кто знаком с этой стройной мулаткой?»


Не блондинкой была и не рыжей,

а была она девочкой смуглой,

и печаль её душу томила

и тревожила горечью смутной.

Ей хотелось быть белой как сахар,

быть белее нарциссов и лилий,

чтобы кожу, как сок ананасный,

на рассвете лучи золотили.

Ах, не слышать бы клички обидной:

«Эй, мулатка! Эй, самба! Эй, нэгра!»

Ах, и ей бы слинять, как рубахе

побелеть бы от солнца и ветра!


Не блондинкой была и не рыжей,

а была она смуглой девчонкой,

а была темнокожей Венерой,

из базальтовой глыбы точённой.


Да не это ли в жизни удача,—

быть Венерой, пускай темнолицей,

с крепкой грудью — из твердого вара,

с нежной плотью — из теплой корицы

с жарким сердцем, которое страстью,

как железо в горниле, искрится.


Не блондинкой была и не рыжей,

а была темнокудрой мулаткой,

а была она смуглой девчонкой

с тёмной кожей, горячей и гладкой.








Адальберто Ортис

ДАНЬ


Африка, Африка, Африка —

зелень, простор и зной —

чёрных рабов на палубу

загоняла толпой.

Компаса стрелка безжалостно

нам указала путь.

Ждали нас горькие финики,

горя пришлось хлебнуть.

На спинах наших резиновых

вечно играли бичи.

А мы проворными пальцами

в гуасу и бонго стучим.

Белых насквозь пронизывает

эта дикая дробь,

белых волной захлёстывает

наша горячая кровь.

Душа раскаленной Африки

сюда в цепях приплыла

и, кроме корицы, Америке

ещё и огонь дала.




ОТВЕТА НЕТ


А всё ж отчего —

я понять не прочь —

все негры до одного

лишены всего,

как я точь-в-точь?


Ищу ответ.

Ответа нет.


Но когда б я сеньором был,

и при этом — очень богатым,

я бы с неграми — с нашим братом —

до последнего всё спустил.


Но, по правде сказать, нипочём

не сделаться мне богачом,

не разжиться.

Не быть тому!


Но когда б я сеньором стал,

быть бы негром я не перестал.