Обнаженные ритмы | страница 28



а дома

в наших жалких очагах,

в глазах детей,

в желудках жён

пирует, пляшет, и вопит,

и плачет

ГОЛОД.


Сегодня мы такие же рабы:

хоть нас не хлещут плетью — страх

остался.

Мы надрываемся из-за подённой платы,

из-за денег,

из-за жадности пронырливых дельцов,

из-за того, что наши братья,

прошитые свинцом,

на эту землю замертво упали,

и в эту землю, мёртвые, легли.


Мы раньше пели после жатвы тростника

и голодали перед жатвой,

теперь мы знаем, что и жатва не для нас:

мы дохнем с голоду

и в пору жатвы.

Мы перед жатвой — жалкие рабы

и после жатвы — жалкие рабы!


3


Прошли века,

а мой народ, как прежде,

жуёт изглоданную жвачку нищеты.

Но хватит!

Скоро все, что нас калечит,

что страхом застилает нам глаза,

всё рухнет!

Всех идолов, придуманных нарочно,

чтобы держать нас в постоянном страхе,

мы вышвырнем

вот этими руками,

мы вырвем прочь,

как сорную траву.

Я верю:

скоро мы увидим,

как вспыхнут наши вшивые бараки,

как сдохнут все надсмотрщики на свете,—

их речи смолкнут,

и погаснут взгляды их,

разящие, как плети!




Хосе Сакариас Тальет

РУМБА


Мама, ты слышишь маримбу и бонгó?

Мабимба, мабомба, мабомба и бомбó!


Как танцует румбу чёрная Томаса!

Как танцует румбу Че Энкарнасьон!

Поворот — направо, поворот — налево,

так танцует румбу Че Энкарнасьон:

бьёт себя по пяткам, бьёт себя по ляжкам,

сил он не жалеет, танцем увлечён.


Чаки, чаки, чаки, чараки!

Чаки, чаки, чаки, чараки!


Мощно крутит телом девочка Томаса,

будто вкруг какой-то неподвижной оси

буря крутит флюгер румбе в унисон,

чтобы в бездну румбы, брошенный с размаху,

ринулся в атаку Че Энкарнасьон.

Куклой на верёвке — в судороге руки,

плечи исступлённо выгнуты назад,

трепетно сгибая аркою колени,

прямо на Томасу наступает он.


— Шаг меняй, Чечé!

Шаг меняй, Чечé!

Шаг меняй, Чечé!


Чёрная Томаса поднимает локти,

и сплетает пальцы обнажённых рук,

и кладёт на них эбеновый затылок,

и тогда партнёр, как выстрелом, сражён.

Чёрная Томаса опускает плечи,

и её бесстыдно приоткрытой грудью

ослеплён внезапно Че Энкарнасьон.


Чаки, чаки, чаки, чараки!

Чаки, чаки, чаки, чараки!


Разъярённый негр бросается на приступ,

стискивая в пальцах шёлковый платок;

он платком коснётся чёртовой Томасы,

он прорвёт напором вражеский заслон!

Но она опять бросает: «Не получишь!»

И, теряя голос в исступлённом вое,

пламенем взмывает Че Энкарнасьон.


Словно ветром сдуло чёрную Томасу,

и опять партнёр позорно побеждён,

и опять партнёр идёт за нею вслед,

и опять, услышав яростное «нет!»,

опускает руки Че Энкарнасьон.


Мама, ты слышишь маримбу и бонго?

Мабимба, мабомба, мабомба и бомбо!