— Держи-ка, Игнатка, самая детиная еда!
Хлеб был еще теплый, поджаристый, с аппетитной душистой корочкой, кажись, так и съел бы его весь. Но разве можно съесть за раз целых пять буханок? Даже на всю семью на день хватало лишь двух.
Бабушка ставила тяжеловато на широкое дощатое крыльцо объемный круглобокий «чигун» с теплой водой, не спеша, старательно замешивала одну. Летом вмиг сбегалась и слеталась со всего двора разноперая птичья компания.
— Все-е… все тут! И куры, и утки, и гуси, — приговаривала ласково старушка, по-хозяйски, умело командуя в центре всей этой галдящей крылатой компании. — И кот тут, гляди, и собака.
И вправду: и кот, и собака тоже всегда были тут, присаживались в рядок на удивление мирно в ожидании законной пайки. Еще две буханки черного хлеба немного позднее бабушка замешивала свиньям, и каждый день Игнат видел это… Однажды его приятель бросил недоеденный хлеб с маслом просто под ноги в дорожную пыль.
— У войну б за то! — гневно начал седой сухопарый старик, что сидел невдалеке на простенькой покосившейся лавочке. — У войну б за то людцы…
И он не договорил даже, словно вдруг захлебнувшись гневом.
Его сосед рядом, лысоватый, но еще с виду крепкий и свежий улыбчивый дед, вздохнувши протяжно, чуть заметно кивнул:
— У войну бы, небось, и с тем сметьем слизал! Мальчо ище горькое… И что оно, скажи, ище бачило?
— Горькое! Днями, як на выгон, выдь-ка сам, глянь, что туда накидали… Туда, Петро, детвора не выносит!
— Дождали и то… изобилия… А помнишь, Иване? Еще и казали, коли и то буде?
— Я-то помню. Я-то, як раз, вельми добре помню, як лебеду да ржище мешали! — говорил возмущенно седой. — Трухи той водицу сырую засыпал и хлеб…
— Зато вот теперь свиней кормим! — усмехнулся на это вдруг совершенно неожиданно лысоватый сосед. — Порося на убой житним хлебушком… Ты вот и сам днями с лавки цельну торбу чу-уть пёр, благо что лисапет есть… Вот скажи! Вот скажи ты мне, братко, и на кои ляды у бобылях тебе стольки?
— А чем, чем? — переменившись в лице в одно мгновение, уже как бы и заоправдывался в ответ смущенно седой. — Чем, скажи ты, кормить? Комбикорм той в лавке в дефиците, ведь не укупишь! А посеять, вырастить… где земля? Кругом колхозы… и кто ж тебе дасть? А без жита, пшеницы… и где ж тебе тое мясо?
— Правильно… Советский Союз! Страна ба-а-гатая, и Етнам тебе тута, и Куба, и Африка… В-весь свет! В-весь свет, почитай, теперь кормим, что ж на хлеву мелочиться? Можно и свиньям хлеб, коль цена тая в лавке копейчина… А ты… ты не бери так в душу, Иване, переживем! — то ли утешал его, то ли теперь уже просто рассуждал негромко вслух лысоватый. — Переживем… И войну тую пережили, и голод, переживем и изобилие, дасть Бог! Да вот только и оно… И оно глядит на все, мальчо энто.
