Кейти ненавидел Стукача уже много лет, и мой рассказ пришелся ему по душе, хотя он счел должным предупредить, что у него во сне ничего похожего не происходило. Я присовокупил еще парочку аппетитных штрихов, вызвав довольную улыбку, после чего Кейти заявил мечтательно и в то же время на полном серьезе:
— Не делай так.
— Да кто же позволит! Сон был — и достаточно.
— Не надо делать вуду.
— Я не занимаюсь вуду. Ты хоть раз видел, чтобы я навредил человеку?
— Я не говорю: ты колдун. Я говорю: колдовать не надо. Негоже такому случиться, чтобы повесили Стукача.
— Хочешь его спасти? Что ж, сон можно забыть.
— Хороший сон, — сказал Кейти. — Только хлопот не оберешься.
Первый ясный день после дождя — идеальное время для религиозной пропаганды, ибо ум человеческий, на время дождя уходящий в себя, с первым проблеском неба вновь раскрывается навстречу красоте истинной веры. Сидя у костра и потягивая чай, я наслаждался свежевымытым пейзажем. Мисс Мэри самозабвенно спала, потому что солнце, обычно выступающее в роли будильника, еще не показалось. К костру подошел Мвинди со свежим чайником и долил мне кипятка.
— Добрый дождь, — улыбнулся он. — Прошел и кончился.
— Помнишь, Мвинди, как говорил Махди? — сказал я назидательно. — Он говорил: «Мы ясно видим, наблюдая закон природы, что дождь проливается с небес во времена нужды. Зелень и плодородие земель наших зависят прямо и строго от небесного дождя. Верхний слой земляной пересыхает без него, лишаясь влаги. Понятно каждому, что связаны нерушимо воды небесные и воды земные. Так промысел человека сродни промыслу божественному, как земная вода сродни небесной».
— Слишком много дождя для лагеря. В самый раз для Шамбы, — резюмировал Мвинди.
— «Как с уходом дождя небесного земля теряет влагу свою, — продолжал я, — так и разум человеческий с уходом небесного откровения теряет силу и чистоту».
— А кто такой Махди?
— Спроси Чаро.
Мвинди ухмыльнулся: Чаро, несмотря на свою набожность, не пользовался репутацией теолога.
— Если вешать Стукача, — сказал он, — надо звать полицию. Кейти просил передать.
— Это просто сон.
— Сон бывает очень сильный. Может убить не хуже бундуки.
— Я расскажу Стукачу. Тогда сон потеряет силу.
— Учави, — сказал Мвинди. — Учави кубва сана.
— Хапана учави.
Мвинди вдруг отвернулся и сухо осведомился, хочу ли я еще чая. Его древний азиатский профиль был обращен к периметру. Я проследил его взгляд: к нашему костру направлялся Стукач.
Выглядел он жалко. Стильная галантность не то чтобы сошла, но была здорово подмочена. Приблизившись, он продемонстрировал кашель, в аутентичности которого нельзя было усомниться.
