— Здравствуй, брат! Хорошо ли пережил непогоду? Здорова ли моя госпожа?
— Да, нас слегка помочило.
— Я очень болен, брат.
— Температура есть?
— Да.
Он говорил правду: пульс у него был сто двадцать.
— Сядь попей чаю. Прими аспирин. Я дам тебе лекарство, потом ступай домой и ложись. Дорога в порядке? Джип проедет?
— Да. Вода ушла в песок, а лужи можно объехать.
— А что Шамба?
— Шамбе не нужен дождь, все поля орошены. Сейчас там сырость и уныние, и холодный ветер с вершины. Даже куры тоскуют. Со мной пришла девушка, ее отцу нужно лекарство для больной груди. Ты знаешь, о ком я говорю.
— Хорошо, я пошлю лекарство.
— Она грустит, потому что ты не приезжаешь.
— У меня есть обязанности. Она здорова?
— Здорова, но грустна.
— Передай, что я навещу Шамбу, когда у меня будут там дела.
— Брат, а что насчет твоего сна, где меня повесили?
— Верно, я видел такой сон. Но я не должен тебе рассказывать, пока не позавтракаю.
— Другим, однако, рассказал.
— Не знать подробностей — в твоих же интересах. Сон не официальный.
— Меня нельзя вешать. Я не переживу.
— Мы не собираемся тебя вешать.
— А если злые люди превратно истолкуют мои действия?
— Никто тебя не повесит, если не будешь иметь дела с посторонними.
— Но я постоянно имею дело с посторонними!
— Ты понял, что я хотел сказать. А теперь отправляйся к костру и обогрейся. Я приготовлю лекарство.
— Ты мой брат.
— Я твой друг.
Стукач удалился. Я открыл аптечку, где лежали атабрин, аспирин, мази, сульфаниламиды и леденцы от кашля, и приготовился дать бой ночному вуду. Бой предстоял нелегкий: сцена экзекуции составляла добрую половину кошмара, тяжелые подробности накрепко врезались в память, и мне было неловко за свое мрачное воображение. Я рассказал Стукачу, как принимать лекарства и что передать отцу моей девушки. Затем мы прогулялись к периметру, и я передал Деббе две жестянки рыбных консервов и стеклянную банку леденцов, а Мтуке велел подвезти гостей до Шамбы и сразу же возвращаться. Дебба принесла мне подарок: четыре кукурузных початка. Пока мы разговаривали, она ни разу не подняла глаз. Перед тем как сесть в машину, она слегка боднула меня в грудь, как ребенок, а потом, уже устроившись рядом с водителем, свесила руку через борт и украдкой сжала мне бедро. К черту осторожность, подумал я и поцеловал ее в затылок. Она рассмеялась дерзко и заразительно, даже Мтука не сдержал улыбки, выруливая к выезду. Песчаная дорога успела вобрать воду, только кое-где блестели лужицы; джип удалился в направлении рощи, почти не буксуя, и никто из пассажиров не оглянулся.
