Брыська, скуля, рыл землю, пробивался к хозяину. Еще давай, еще,— поощрял его Бронислав,— вырой подо мной ямку...
Но Брыська, добравшись, наконец, до него, рыть перестал и лишь радостно лизал ему лицо.
— Эй, кто здесь стрелял? — раздался окрик поблизости.
— Я стрелял.
— А ты где?
— Здесь я, под медведем...
Николай Чутких подошел, оттащил тушу.
— Ну, у тебя все цело? Бронислав сел, потом встал на ноги.
— Вроде цело... Просто он, подыхая, свалился на меня.
— Мне случалось уже вытаскивать людей из-под медведя. Но в таком виде, без единой царапины — впервые вижу!
— Ну, царапина, положим, есть... Больно за ухом. В предрассветном полумраке Чутких осмотрел рану.
— Ничего, заживет... Он хотел скальп с тебя содрать, но получил две пули, и обе смертельные... Ай да Бронислав Эдвардович! Молодец, не ожидал!..
Он пожал Брониславу руку, Брыська подскочил и залаял просительно.
— А тебе чего? Ты тоже вел себя молодцом. Щенок еще, а кинулся на медведя.
— Как он здесь оказался, не знаю,— задумчиво проговорил Бронислав.— Наверно, я окно не запер как следует, вот он и выскочил, побежал по моему следу.
— Да, чутье у него что надо... Он здесь в овсе лежал, глянь, какая вмятина, боялся к тебе подойти, свою вину чувствовал. Но когда медведь приблизился, бросился спасать... Сзади цапнул, глянь, кусок задницы с мясом вырвал, ай да Брыська, ай да волко-лайка! — он похлопал его по холке.— Послушай, если надумаешь продать его, я куплю. Двадцать пять рублей за него дам!
— Что вы, Николай Савельич, я его ни за какие деньги не продам...
— Знаю, я просто так сказал, на всякий случай... Вот ведь растет собака — умом в лайку, а хваткой в волка. Невероятно!
Они еще раз осмотрели медведя и пошли домой за телегой. Дорогой Чутких рассказал:
— Я тоже взял двустволку и пошел к овсам, ведь он и у меня вытоптал. Просидел полночи, вдруг слышу — собака лает, надрывается и сразу бах-бах, два выстрела, а потом вроде бы собака заскулила... Ну, я и кинулся бежать со всех ног, вдруг несчастье какое...
Емельяновых они застали за завтраком. Сидела вся семья и работник Пантелеймон. Поклонились, перекрестились на образа, и Чутких сказал:
— Мы к тебе с просьбой, Сидор Карпович. Дай-ка мам коня, покойника привезти.
Все со страхом уставились на Бронислава, который был весь в крови — медвежьей и своей, потому что рана продолжала кровоточить.
— Господи, никак медведь убил кого.
— Слава богу, не он, а его убили.
— Медведя? Ты, что ли?
— Не я, а Бронислав Эдвардович! Один пошел и убил.
