Значит, должен добраться он. Только так можно заслужить прощение и себе, и учителю, погибшему по вине недостойного ученика. Если он сейчас отступит, то не быть ему ни воином, ни шаманом, ни вообще никем. Длиннозубый Хурак не оставит в покое дважды труса, а соплеменники — родичи и родовичи будут лишь смеяться над гибелью ничтожного.
Дома с обвалившимися крышами, растрескавшимися стенами, проломленными остатками дверей громоздились со всех сторон. Часть домов и вовсе рухнула, обратившись в глиняные кучи, из которых торчали полусгнившие остатки бревен. Земля была неровной, словно здесь не улица проходила, а свежевзрытая пашня, прошлогодние ветки бурьяна цепляли за ноги, мешая идти. Пожелтевший от солнечных лучей человеческий череп недобро ухмыльнулся из переплетения полынных стеблей. Великий Лар, это что же, погибший родич так и валяется здесь под открытым небом на радость лисам, протоптавшим свои тропы между заматеревших репейников! Да как ещё терпят предки такое беззаконие, почему вовсе не отвернулся Лар от своих обеспамятевших детей?
Словно подслушав мысли спешащего мальчишки, с новой силой взревели подземные духи, окрест всё задрожало, со стены одного из домов рухнул уцелевший пласт глины, обнажив плетёную из лозняка стену. Роник вздрогнул и припустил бегом. Он вылетел на площадь с круглой землянкой, гостевым домом и домом старшины — всё как в родном селении, только поменьше… Остановился, перевёл дыхание и без колебаний направился к чёрному от времени столпу предков, хотя не достигшим совершенных лет не дозволялось приближаться к святыне. Столп единственный во всём селении стоял прямо, грозно глядя окрест человеческими и звериными ликами. На земле, не дотянувшись нескольких шагов до тотема, грудой костей кучился рассыпавшийся скелет диатримы. Аршинный клюв глубоко вонзился в землю, молчаливо свидетельствуя, что погибшие предки не сдавались без боя.
Рон без колебаний перешагнул птичий костяк, приблизился к столпу вплотную. Зачерпнул в кубышке жира, начал мазать губы резным личинам.
— Лар-первопредок, — затянул он слова, дозволенные только шаману, — предки и пращуры, отцы родные, не оставьте детей своих, ныне живущих!..
Стонущее рычание неслось из-под земли, дома ходили ходуном, подняв облако пыли, просела крыша круглой землянки — Рон продолжал своё дело. Все нижние изображения уже получили свою долю жертвенного жира, Рон приподнялся на цыпочки, чтобы достать как можно выше, но в этот миг дрожащая земля ушла из под ног, лик Дзара в полуденной синеве налился чёрным светом, и всё исчезло.
