Кое-кто начинал искать запасной аэродром, на который можно было бы свалить. И кое-кому это удавалось. Но многие до него не дотянули и пали под пулями киллеров и битами спортсменов, нанятых конкурентами их боссов.
Таким образом, Толстуха не изменил профессии, но при всем этом сидела в нем некая неудовлетворенность. Но не профессией, которую он выбрал когда-то, а отсутствием ощутимых результатов той работы, которой он себя посвятил.
Наверное, поэтому он нашел родственную душу в лице Ходкевича и честно тянул с ним лямку личной борьбы с преступностью.
Рассуждая о жизни и работе, он заснул, а проснулся часов в пять утра. Однако не потому, что не выспался. Все было наоборот. Нет, он не закричал «эврика!», не побежал голым по Сиракузам, то есть Минску. Он просто, не умываясь, вышел во двор, завел машину Ходкевича и поехал к ресторану «Витязь». Как он и предполагал, машины Дражнина там не было.
Толстуха тут же позвонил дежурному и навел справки о месте жительства Дражнина. Оказывается бывший следак жил в Валерианово на улице Пирогова, и опер поехал туда.
* * *
Перебравшись в другую комнату, которую Борода называл гостиной, троица уселась на угловой диван. Борода дал в руки Владу гитару, и тот стал ее настраивать.
— Братва, — сказал Юрась, — а я только сейчас понял, что мы дергали смерть за усы.
— Типун тебе на язык, — ответил Борода и ушел на кухню. — Я сейчас вернусь, только посуду в раковину сброшу.
К тому времени, когда он вернулся, Влад уже настроил гитару и тихонько напевал:
Еще земли не тронут сон сигналом трубача
Еще не начал эскадрон рубить сплеча.
— Ну, давай, — сказал Борода, — «…деньжат не густо отвалил».
Влад однако, проиграл вступление и только потом начал:
Деньжат не густо отвалил,
Зато шутил, зато хвалил.
Что говорить, продюсер деловой,
Когда писали договор, сказал,
Почти потупя взор,
Смотри, дружок, рискуешь головой.
Следующие два куплета этой песни про каскадеров шли в обычном ритме и не так громко, как это было обычно. Все понимали, на дворе глубокая ночь, тут особенно не распоешься.
Но вот текст перешел к кульминации и больше всех опьяневший Юрась заорал дурным голосом, подпевая Владу:
А дальше розовый пробел
Я кувыркался, как хотел
Металл шипел, трещал, краснел, горел.
Прости меня, Серега-друг,
Кажись, последний это трюк.
Он дверь взломал, я выскочить успел.
И тут же по трубе отопления кто-то из соседей застучал чем-то металлическим. Причем так сильно, что, наверное, разбудил тех, кого еще не смог разбудить Юрась. Борода, поморщившись, толкнул Юрася в плечо. И вся троица уже тихо закончила песню:
