Борода отобрал бутылку у Юрася, разлил коньяк в три стопки, достал из микроволновки блюдо с подогретым мясом и поставил на стол.
— Ну, — произнес он, взяв в руки стопку, — за успех нашего безнадежного дела.
Все выпили, и после некоторой паузы Влад произнес:
— Самопал.
— Но качественный, — съязвил Юрась.
— Испортил праздник, — вставил свои пять копеек Борода.
— И где ты его достал?
— Клиент привез в подарок за качественный ремонт.
— Вот видишь, как бывает, ремонт качественный, а презент не качественный, — заржал Юрась.
— Ладно, не отравимся, — сказал Борода, — давай по второй.
— За то, чтобы не сломать шею на трюке, — произнес Юрась.
— Угу, — ответили Влад с Бородой.
Закусили. По всему было видно, Бороду огорчило, что он выставил друзьям самопальную «Метаксу».
Влад понял это и сказал:
— Не бери в голову, сейчас все самопальное.
— Во-во, — вмешался больше всех захмелевший Юрась, и непонятно кого передразнивая, произнес, — качество ушло из нашей жизни.
Несмотря на некачественную выпивку, закуска со стола исчезала с невероятной быстротой. И Борода, видя это, сказал:
— Пожалуй, на один тост еще хватит.
— Во, жизнь пошла, — прокомментировал Юрась, — раньше тосты обеспечивались водярой, а теперь — закусью.
— Все течет, все изменяется, — глубокомысленно заметил Влад.
— Тогда третий тост, — сказал Борода.
— Ты уже говорил, — перебил его Юрась, — теперь моя очередь. Я хочу выпить за тех, кто в море.
— Но третий тост пьется за женщин, — сказал Влад.
— А я за них и хочу выпить, это так называемый тост Степана Разина, за тех, кто в море. то есть за женщин.
— Как всегда, ты все опошлил, — сказал Влад.
— Нисколько, — ответил Юрась, — я всегда был реалистом.
— Хватит собачиться, — произнес Борода, — закусь кончилась, пойдем в другую комнату, я давно Влада не слышал.
— Так ночь глубокая, — возразил Влад.
— А мы потихоньку, — ответил Борода.
* * *
Толстуха пришел домой поздно и по этому поводу поругался с женой.
Жена демонстративно ушла спать в другую комнату, а Толстуха стал думать, как жить дальше.
Большинство его друзей давно оставили службу и ушли в коммерческие структуры. Правда, бизнес не был их призванием, и они заняли нишу телохранителей и сотрудников служб безопасности. Что в девяностые было равнозначно уходу в криминал.
Впрочем, в те годы у многих оперов появилась поговорка: что мы, что они по одной жердочке ходим.
Но Толстуха и тогда не позволял себе таких мыслей. И, наверное, оказался прав. Потому что многие из его коллег защищая интересы денежных людей, первые пару лет держались так же как их работодатели и готовы были размазать по стенке всех конкурентов. Но потом с ними происходило то, что обычно происходит с бандитами. Прыть куда-то уходила. Они становились нелюдимыми, раздражительными. Исчезала гордая посадка головы. А сама голова все чаще была втянута в плечи, взгляд терял сталь и походил на взгляд не столько загнанного, сколько усталого и уже не способного к сопротивлению животного.
