Дети новолуния [роман] | страница 64

Отходя, один из нападавших выхватил из-за голенища нож, размахнулся и швырнул его в направлении шатра каана. Нож ударил рукояткой в войлочного идола и повалил его наземь. Рядом с идолом неподвижно стоял Елюй Чу-цай и бесстрастно созерцал сражение. Он не пошевелился. В полумгле они были чем-то похожи с этим безликим истуканом. Он поднял нож и, не дожидаясь исхода битвы, удалился в свой шатёр. Там он приблизил нож к горящему светильнику. По клинку тянулась арабская надпись: «Во имя Аллаха, благого и милосердного!» На рукоятке стояло клеймо, в котором Елюй Чу-цай без труда узнал родовой знак султанов дома Халадж-кала.

Перегруженное добычей монгольское войско медленно ползло назад, усталое и довольное, и оттого не сразу заметили косопрорезанные глаза дозорных неладное в становище. Заметили, только когда оранжевыми пятнами засияли вдали пожары. К каану понеслась весть об увиденном. Почти уснувшему в седле старику — каан не желал возвращаться с охоты неподобающим воину способом, в гэре, — худую весть доставил сын Джагатай, после побед в Трансоксиане входивший к отцу без предупреждения.

— Отец, — позвал он и тронул его за локоть.

Тот встрепенулся. Джагатай перегнулся через седло:

— Отец, похоже, лагерь горит.

— Что? — не понял спросонья старик.

— Я выслал передовые отряды. Думаю, скоро мы будем знать, что происходит.

Каан стряхнул дремоту. Рука сама потянулась к камче. Нижняя губа выгнулась и побелела.

— Что-о?!

Бросив добычу, монгольское войско тяжёлой глыбой катило домой на рысях. Густой, тёмный гул, идущий, казалось, из самой земли, далеко опережал его появление. Вот пробились первые лучи солнца и сразу высветили огромную массу, окутанную серым облаком пыли, которая стремительно надвигалась на дымящийся лагерь по всему северному горизонту. Каан, в охотничьей шапке из чернобурой лисицы, с перекошенным от гнева лицом, шёл практически впереди, не давая своей гвардии окружить его кольцом обороны. В одной руке он держал поводья, другую отвёл за спину. Камча так и осталась торчать у него за кушаком.

Каан поднял руку, и тумен замер перед лагерем в ожидании приказа войти. Пожары сожгли дотла множество юрт и кибиток и теперь устало чадили. Повсюду, сколько хватало глаз, среди трупов корчились изрубленные тела. Среди них бродили уцелевшие люди и подбирали вещи. Какой-то чёрный от копоти монгол, босой, в рваной дохе на голом теле, с кровоточащими порезами на груди, что-то выкрикивал в сторону ушедших врагов, то и дело ударял себя по щекам и смеялся. Женщины выли, как и положено женщинам. Дети попрятались по щелям. Это были чужие женщины и чужие дети.