На фоне жизни, так сказать, в послании…
Что можно сказать об этом, отогнав свирепые подробности?
В школах я был отличником, но мои «пятерки» мамой не признавались: «Еще бы ты им не был! На таком-то фоне!..» Звучало пренебрежительно. Но «фон» ведь не только задний план. Это еще первооснова. В этом значении фон, на котором я выступал, оказался понятием весьма активным. Сразу наделил и выделил меня ореолом нездешности. Несмотря на мои усилия в обратном направлении. Я понимал, что лучше тушеваться. Но это было невозможно. Стоило открыть мне рот…
Не мог же я заговорить на волапюке мест изгнания. С этим тоже было разночтение. То, что я полагал изгнанием, фон считал оккупацией. Малой из гарнизона, из ДОСов? Оккупантское отродье! По-настоящему убийственные взгляды, от которых холодело все внутри, встретил я только в Литве — где, кстати, впервые в жизни попал и под винтовочный огонь из Чертова ущелья, мимо которого везли меня, к сожалению, не в танке. Но и в Западной Белоруссии, недавно отхваченной у Польши и усмиренной не вполне, запросто могли свернуть шею «байстрюку». Заслуженно или нет — другой вопрос. Но, так сказать, «за всё».
Байстрюк к тому же не держался внутри периметра Домов офицерского состава, как требовало благоразумие и международная обстановка с восстаниями в братских странах народных демократий и разжиганием атомной войны. Нет… Совершались вылазки в действительность. Ничего я дедушке об этом написать не мог, но чувствовал себя снаружи, как на минном поле, и не всегда метафорическом.
Ранней осенью 55-го года, в составе маленькой шеренги таких же гарнизонных байстрюков, я толкал ногой авиабомбу. Мы нашли ее, прыгая в песчаный карьер. Бомба была тяжелая. Стабилизаторы высекали искры из булыжников. Катить было неудобно и далеко. Но меди было столько, что, толкая бомбу по бесконечной Скидельской, я думал о богатстве, ждущем в конце пути. Благородная медь была на вершине прейскуранта, висевшего в лавке утильсырья и вторметаллов над напольными весами — рядом с репродукцией «Сталин и Молотов на прогулке с детьми». Когда мы вкатили нашу медь на платформу весов, стрелку отшатнуло. Армянин, хозяин лавки, все не выходил. Мы обсуждали немедленные траты. Надеялись, что рынок еще работает. Что мороженщица, если повезет, торгует у виадука. Куплю себе сливочное, предвосхищал один. Я, на тот случай, если сливочное в баке кончилось, говорил, что молочное тоже вкусно. Армянин вышел с клиенткой, которую сначала деликатно проводил на улицу. «Ну что у вас там, мальчики?» Бросил взгляд и бросился обратно. Мы вышли за ним. Убежав на ту сторону улицы, армянин улицы, откуда подзывал нас с помощью рук. Когда мы приблизились, он обрел дар речи: «Вы что, мерзавцы, взорвать меня хотите? Это же атомная бомба!»
