Новый день отчётливо отсчитывал мгновения, а Нина угрюмо ждала на нарах глухого равнодушного окрика Тамары. Даже продумала, что ответить и с какой интонацией.
Она скажет так, слегка небрежно, как что-то само собой разумеющееся, и в то же время решительно и твёрдо.
Сегодня. Не моя очередь.
Тикали минуты, как бомба замедленного действия. Наконец, подъехала повозка, а Нина оставалась на нарах.
— Горобчик, иди сливай воду, — небрежно напомнила Тамара.
— Не пойду, — отозвалась Нина.
— Почему? — спросила Тамара тем же безучастным тоном.
— Потому что очередь не моя, — выпалила Нина чуть дрогнувшим голосом.
Сказала негромко, но в БУРе, как полуночный зверь, затаилась хищная тишина: удивление смешалось в равных частях с жаждой крови.
— О-о, — глумливо ухмыльнулась Тамара. — Ты ещё очереди будешь требовать. Ладно, сука…
Блатная выдержала мстительную паузу и смачно процедила сквозь зубы:
— Слезешь — я тебе попью.
Для убедительности потрясла в воздухе увесистым кулаком с кляксами-татуировками на пальцах.
Наколоты неумело, как, впрочем, и у многих постоянных обитателей БУРа.
Старательно исполненные рукой если не художника, то непризнанного самородка были предметом особой гордости. Такой щеголяла в бане, важно прохаживаясь, Нина- Лиса.
На одной половине ягодицы красовалась кошка, сгруппировавшаяся в прыжке. На другой — убегала длиннохвостая мышь.
Когда Нина-Лиса голая ворочала вразвалку ягодицами, казалось, кошка догоняет мышь.
Даже те, кто видели татуированный зад Лисы не в первый раз, не могли удержаться от «ой, умора, не могу».
День бани был самым большим праздником в лагере. Случался он, правда, только раз в десять дней, потому-то и ждали с большим нетерпением. Баня длинная, как барак, — одна на весь лагерь. На мытьё отводилось полтора часа.
На нос — по три таза горячей воды. Кипятили её в больших бочках с кранами.
Первый таз — постирать бельишко. Вешали, конечно, не на верёвках, растянутых на улице (как пить дать, украдут!), а старались повесить над своими же нарами. Второй таз — намылиться жидким чёрным мылом (по горсти на руки). А третий — сполоснуться.
Холодной воды — вдоволь, плескайся, сколько хочешь. Кто бы мог подумать, что роскошью, особой привилегией может стать и она?
Кошка дёрнула хвостом, тянется лапой к добыче.
Кошки-мышки.
Когти вот-вот настигнут жертву.
А чем питаются морские котики?
Почему-то это было очень важно и даже немного смешно.
Не морскими же, в самом деле, мышками?
И такие солёные их безкогтые ласты…
